Вечером, вернувшись домой после спектакля, Анна прямиком направилась в пустую гостиную. Огромным усилием воли она заставила себя достать из кармана нераспечатанный конверт с письмом Йенса и швырнула его прямиком в огонь.

* * *

В течение последующих двух недель Руди каждый вечер приносил ей очередное письмо от Йенса Халворсена. Но Анна сжигала их не читая. Сегодня же ее решимость положить конец всем этим несносным приставаниям Йенса еще более укрепилась после того, как она и все остальные участники спектакля стали невольными свидетелями весьма забавной сцены. Вдруг в разгар антракта послышался громкий визг из гримерной мадам Хенсон, а следом – звон разбитого стекла.

– Что там происходит? – спросила Анна у Руди.

– Не скажу! – ответил упрямый мальчишка, скрестив руки на груди.

– Почему? – удивилась Анна. – Ведь ты же все и про всех знаешь! Хочешь, я заплачу тебе? – пустила она в ход самый веский аргумент.

– Я не скажу вам ничего ни за какие деньги! Вот! Потому что у вас может сложиться неверное представление.

– Представление о чем?

Но Руди лишь отрицательно качнул головой и отошел от нее. Однако к следующему антракту ситуация более или менее прояснилась, так как в театре уже вовсю стали роиться слухи. Знакомая девушка из хора рассказала Анне, что якобы мадам Хенсон стало известно о том, что пару недель тому назад Йенса Халворсена видели вместе с Йорид, еще одной солисткой из их хора. Выслушав хористку, Анна совсем не удивилась этой новости. Судя по всему, вся эта история стала новостью только для самой мадам Хенсон, которая единственная во всем театре ни о чем не догадывалась.

* * *

Приехав на первое представление на следующей неделе, Анна увидела огромный букет алых роз, который лежал возле окошка вахтера рядом со служебным входом. Она уже прошла мимо цветов, направляясь к себе в гримерную, но тут услышала, как Халберт, вахтер театра, окликнул ее:

– Фрекен Ландвик.

– Слушаю вас.

– Эти цветы вам.

– Мне? – страшно удивилась Анна.

– Да, вам. Пожалуйста, заберите их отсюда. Они мне весь вид загораживают.

Анна покраснела до ушей, сама став похожей на розу, но повернулась и подошла к будке.

– Кажется, у вас, фрекен Ландвик, тоже завелся поклонник. Интересно, кто бы это мог быть? – Халберт многозначительно поднял бровь и бросил укоризненный взгляд на девушку, но Анна молча забрала огромный букет, стараясь не встречаться с привратником взглядом.

– Ну и ну! – воскликнула она про себя, шагая по коридору прямиком в дамскую комнату, холодное и довольно вонючее помещение, общее для всех женщин, работавших в театре. – Это же надо иметь такое нахальство! Посылать мне цветы под носом у мадам Хенсон и Йорид Скровсет. Да он со мной играет, будто кошка с мышкой, – рассерженно прошептала она и, громко хлопнув дверью, заперлась в кабинке. – Решил, что раз мадам Хенсон пронюхала про его шашни, так можно переключиться на меня. Вообразил, что сумеет вскружить голову простой деревенской девчонке с помощью своего веника. Не тут-то было!

Анна прочитала карточку, приколотую к букету.

«Я совсем не такой, каким Вы меня считаете. Умоляю, дайте мне шанс доказать Вам это».

– Ха-ха-ха! – злорадно воскликнула Анна и порвала карточку на мелкие кусочки, а потом выбросила их в унитаз и смыла. Наверняка сейчас в гримерке начнутся расспросы, откуда цветы, кто их преподнес и прочее. Анне совсем не хотелось, чтобы кто-то в труппе догадался об их истинном происхождении.

– Какая прелесть, Анна! – воскликнула одна из мамаш, когда Анна вошла в гримерку с букетом роз в руках. – Что за дивные цветы!

– Кто вам их подарил? – немедленно поинтересовалась вторая мамаша.

Все в комнате замолчали в ожидании ответа.

– Разумеется, цветы мне прислал мой молодой человек, – ответила им Анна после короткой паузы. – Его зовут Ларс, и он живет в Хеддале.

Последовала новая порция восторженных восклицаний.

– Какой-то особый повод, да? Ведь эти розы стоят целую кучу денег, – не отставала от Анны одна особо любопытная матрона.

– Да, вы правы. Повод… есть. Сегодня у меня день рождения, – самым бессовестным образом солгала ей Анна.

И снова раздался хор удивленных голосов.

– Ваш день рождения?! Но почему же вы ничего не сказали нам?

Весь оставшийся вечер Анна была вынуждена принимать поздравления по случаю своего дня рождения. Ее обнимали, целовали, дарили всяческие безделушки и сувениры, демонстрируя всеобщую симпатию и любовь. И лишь хитроватая улыбка на физиономии Руди несколько портила настроение, но Анна делала вид, что не замечает ее.

* * *

– Итак, Анна, вы в курсе того, что театральный сезон близится к своему завершению и вскоре представления спектакля «Пер Гюнт» будут завершены. В июне я устраиваю по этому случаю специальное суаре, на которое собираюсь пригласить все сливки нашего столичного общества. Хочу, чтобы они пришли и послушали, как вы поете. Пора вам начинать самостоятельную певческую карьеру. Явить себя, так сказать, миру и перестать быть таинственным привидением с дивным, ангелоподобным голосом.

– Понятно, герр Байер. Спасибо вам.

– Анна! – Профессор слегка нахмурился, бросив внимательный взгляд на Анну. – У вас есть какие-то сомнения касательно собственного будущего?

– Нет, я просто очень устала. Большое вам спасибо за то внимание, которое вы мне уделяете.

– Понимаю-понимаю! Последние несколько месяцев были действительно очень трудными. Но поверьте мне, Анна, многие мои знакомые из мира музыки уже в курсе того, кому принадлежит прекрасный голос Сольвейг. А сейчас ступайте к себе и немного отдохните. Вы и правда очень бледненькая.

– Хорошо, герр Байер.

Франц Байер с грустью посмотрел ей вслед. Ему были вполне понятны ее переживания, но что он мог сделать в сложившихся обстоятельствах? Анонимность исполнительницы была специально оговорена в контракте, подписанном Людвигом Джозефсоном и Йоханом Хеннумом. Но контракт уже близится к своему завершению, все условия его соблюдены и принесли огромную пользу для общего дела. Зато сейчас все самые влиятельные и авторитетные представители музыкального сообщества Христиании слетятся к нему на суаре, словно бабочки на огонь. И только затем, чтобы послушать таинственную обладательницу прекрасного голоса, которая так вдохновенно исполняла песни Сольвейг на протяжении всего сезона. А впереди у него огромные, просто грандиозные планы касательно будущего его ученицы Анны Ландвик.

20

На душе у Йенса было особенно муторно, когда он проснулся. Неделю назад представления спектакля «Пер Гюнт» были завершены. И хотя Хеннум пообещал Йенсу постоянное место в оркестре для обслуживания гастролирующих оперных и балетных труп, которые, возможно, приедут в Христианию без своего музыкального сопровождения, перспектива все равно оставалась весьма неопределенной. Как бы то ни было, а до начала нового сезона, до которого еще оставалось больше месяца, никакой иной работы у него не было. Ситуацию еще более усугубило то обстоятельство, что с началом показа драмы «Пер Гюнт» в Театре Христиании Йенс появлялся в университете лишь от случая к случаю, посетив в общей сложности не более десятка лекций. А в результате к выпускным экзаменам подошел совсем неподготовленным. Он уже заранее настроился на то, что завалит все экзамены и не видать ему степени бакалавра как своих ушей.