Ни Сяо Яньцю, ни Мяньгуа не осознали, насколько был значим для них этот плач. Ведь порой оказывается так, что кому женщина плачется, для того она и рождена.

Преподавательница театрального училища Сяо Яньцю быстренько выдала себя замуж. Она нашла свое место в этом океане жизни, в котором Мяньгуа стал ее единственной деревянной лодочкой. По мнению Сяо Яньцю, их брак был заключен раз и навсегда. Мяньгуа ее всем удовлетворял, он являлся классическим примером семьянина: заботливого, надежного, чуткого, терпеливого, который почти не думал о себе. О каком еще человеке могла мечтать Сяо Яньцю? Наверняка именно о таком мужчине для жизни. Единственным недостатком Мяньгуа можно было считать некоторую ненасытность в постели, в этом смысле он походил на голодного ребенка, который не покидает стол, пока не наестся до отвала. С другой стороны, какой же это недостаток? Просто Сяо Яньцю не видела особого смысла в этих моментах близости, которые всего-то были набором из нескольких движений. И с чего это Мяньгуа так заводился, казалось, что каждый раз он мучился и изводил себя до предела. Однако Мяньгуа просто обожал свою жену; однажды после интимной близости он, впав в оцепенение, сказал:

– Если бы у нас не было дочери, ты была бы для меня дочерью.

Эту нелепую фразу Сяо Яньцю обдумывала больше недели. И хотя ей не слишком нравилось заниматься любовью, иногда она вспоминала об этом с удовольствием.

Этим вечером именно Сяо Яньцю отправила дочь спать. По тому, как подрагивали ресницы жены, Мяньгуа догадался, что их ждет многообещающая ночь. За многие годы супружества именно Мяньгуа всегда склонял Сяо Яньцю к близости, именно он докучал ей бесстыдной надоедливостью, а происходящее сегодня было впервые. Проверяя, заснула ли дочь, Сяо Яньцю встала у кровати и тихонько позвала ее, никакой реакции не последовало. Мяньгуа в приподнятом настроении ожидал жену в комнате, наворачивая круги и потирая ладони. Наконец Сяо Яньцю возвратилась в спальню, молча разделась и скользнула под одеяло. Потом она высунула одну руку, пальцы ее зависли в воздухе, и она обратилась к Мяньгуа:

– Мяньгуа, иди ко мне.

Этой ночью Сяо Яньцю практически уподобилась распущенной девке. Проявляя активность и старание, она даже пыталась говорить что-то приятное. Она была похожа на банан с лопнувшей шкуркой, который, трепыхаясь, раскачивался из стороны в сторону в разгар летнего урагана. Находясь на пределе, Сяо Яньцю не умолкла, боясь закричать в полный голос, от ее речей било током. С трудом переводя дух, она прильнула к уху Мяньгуа и с мольбою начала повторять:

– Мяньгуа, я сейчас закричу, я на грани, Мяньгуа.

Сяо Яньцю словно подменили, она стала совсем другой, это был признак начала светлой полосы в их жизни. Мяньгуа ликовал, сердце его трепетало от волнения, он был просто вне себя от радости. Он как будто сошел с ума, а Сяо Яньцю тем более.

3

Бинчжан подсчитал полученные деньги и решил взять из средств стартового капитала какую-то часть, чтобы устроить банкет в честь директора табачной фабрики. Чтобы провести все на должном уровне, траты предстояли немалые, но, с другой стороны, вполне возможно, что эти траты потом и компенсирует табачная фабрика. Сейчас же его первоочередной задачей было сделать приятное директору. Будет хорошо ему – будет хорошо им.

Если раньше главным образом нужно было доставлять удовольствие только своему руководству, то ныне этого было недостаточно. Управляя театральной труппой, нужно одной рукой ублажать руководство, а другой – спонсора, только так можно убить двух зайцев. Так что, приглашая на банкет директора, следует зазвать и шишек из руководства, не помешают и несколько корреспондентов, тогда новому делу будет задан правильный тон. Чем больше придет народу, тем оживленнее будет. Как говорится, лишь бы приправа в горшке была хорошей, тогда вместо мяса и овощи сгодятся. Это для совершения революции гостей не созывают, что верно. А Бинчжан и не задумывал вершить революцию, он просто занимался своим делом, что имело прямое отношение к организации банкета.

Директор табачной фабрики оказался на этом банкете в центре внимания. Такие люди от природы привыкли быть в центре. На протяжении целого вечера Бинчжан, улыбаясь, услужливо составлял ему компанию. Несколько раз, когда ему было уже совсем невмоготу растягивать рот в улыбке, Бинчжан выходил вроде как в туалет, где делал передышку. Там он ладонями разминал себе скулы, чтобы его улыбка не выглядела чересчур застывшей и фальшивой. Торговцы не только уличают поддельные товары, но и подобные улыбки и эмоции. А это уже дело нешуточное.

Бинчжан полагал, что, как только на счет будет перечислен стартовый капитал, он сможет вздохнуть спокойнее. Не тут-то было. Напряжение и беспокойство овладели им с еще большей силой. Долгие годы их коллектив не мог ставить новые пьесы, они выступали лишь по заказу и практически полностью обанкротились. Ведь театральная труппа – это не ассоциация деятелей искусства, не союз писателей, где народ в летах может позволить себе сидеть дома, делать каллиграфические надписи, рисовать нехитрые картины или, на худой конец, пописывать критические заметки в газеты, в любом случае финансовый источник у них всегда под рукой. Одним словом, этим гражданам с годами зарабатывать становится все легче. Другое дело – артисты театральной труппы. Каким бы хорошим ни был актер, в одиночку сидя дома, ему спектакль не поставить. Конечно же, в качестве исключения, когда нужно решить вопрос с жильем и получением звания, выдающийся актер в единственном лице способен выступить сразу в роли пяти разных амплуа, как то: шэн, дань, цзин, мо и чоу . Но в конечном счете ремесло театральных актеров совершенно отличается от других видов деятельности. Что бы им ни приходилось вытворять на сцене, касалось ли это их актерского или музыкального мастерства, звания артиста они добивались своим собственным горбом через пот и кровь, так что к окончанию карьеры были выжаты, как лимон и уже просто рассыпались, как развалины. Плесни на такой песок таз воды, так не только мокрого следа не увидишь – звука не услышишь. Не имея возможности заработать даже жалкие гроши и растратив все, что было, ветераны старой гвардии готовы были вступить в бой, работая за двоих. Бинчжан, что называется, истосковался по деньгам. Сейчас он чувствовал себя не только руководителем театральной труппы, но практически предпринимателем и ждал получения всей суммы. Бинчжану вспомнилось высказывание, которое он услышал еще в годы своей учебы, это было известное изречение одного лидера: «Новорожденный капитал источает кровь и грязь из всех своих пор, с головы до пят» . Точно сказано. Капитал – это кровавый поток, а грязным ли он окажется, покажет время. Театральные труппы ждали капли этой крови, чтобы потом благодаря ей продвигать свое дело все дальше и дальше до уровня расширенного воспроизводства. И действовать тут нужно быстро. Бинчжан жаждал, чтобы «Побег на Луну» как можно быстрее оказался на сцене. И чем длиннее были ночи, тем больше он грезил. Деньги, деньги.

Кульминацией банкета стало знакомство директора табачной фабрики с Сяо Яньцю, другими словами, весь вечер от начала до конца представлял собой сплошную кульминацию. До того как началось застолье, Бинчжан, преисполненный торжественности, подвел Сяо Яньцю к директору и в такой же манере представил ее. Для директора эта встреча носила протокольный характер и приравнивалась к разряду развлекательных мероприятий, а вот для Сяо Яньцю она имела судьбоносное значение. Ведь от этой встречи целиком зависело, как сложится вторая половина ее жизни. Однако, получив приглашение на банкет, Сяо Яньцю не обрадовалась, ее, напротив, обуял страх, ей сразу же вспомнилась Лю Жобин – преподавательница Ли Сюэфэнь, которая являлась представительницей предыдущего поколения актрис в амплуа цинъи. Лю Жобин считалась самой известной и красивой актрисой, выступавшей в пятидесятые годы, но когда началась культурная революция, она первая из знаменитостей попала под удар. В их театральной труппе из уст в уста передавалась история об одном инциденте перед ее смертью. Шел тысяча девятьсот семьдесят первый год, один заядлый театрал, дослужившийся до заместителя командующего военного корпуса, узнал о падении своего кумира и попросил солдат проникнуть в подвальное помещение театра, откуда они вызволили Лю Жобин. Лю Жобин выглядела настолько жутко, что была похожа скорее на привидение. Все ее штаны были облеплены пятнами от засохших испражнений и крови. Заместитель командующего мельком взглянул на нее издалека, после чего сразу забрался в свой военный джип. А перед тем как сесть в машину, он произнес незабываемую фразу: «Не хочется мне пачкаться ради того, чтобы переспать со знаменитостью». Сжимая в руках приглашение от Бинчжана, Сяо Яньцю ни к селу ни к городу вспомнила Лю Жобин. Она сидела перед большим зеркалом в салоне красоты, и, пусть поход сюда стоил ей половину месячной зарплаты, Сяо Яньцю решила привести себя в порядок по полной программе. Пальцы мастера действовали очень мягко, но ей было больно. Сяо Яньцю казалось, что она находится не в салоне красоты, а в какой-то камере пыток. Если мужчины предпочитают бороться с мужчинами, то женщины всю свою жизнь борются сами с собой.