— Да, пап, завтра у меня последний день, — понимая, о чем хочет поговорить отец, опередил его Ханнес.

Теллю стало легче от того, что не нужно было произносить эти слова.

— Как ты?

Ханнес усмехнулся.

— Скорее бы уж, если честно.

— Что? — Телль не хотел верить словам сына.

— Я мучаю вас, — с сожалением сказал Ханнес.

— Нет. Ты нас не мучаешь.

— Ну, я хотел сказать, что вам из-за меня плохо, — поправился Ханнес.

Телль тяжело покачал головой. Говорить об этом не было сил. Сочувственно взглянув на отца, Ханнес налил им обоим чай и сел напротив.

— Ты чего не на работе? — размешивая сахар, спросил он.

— Нам сказали, что можно позже приходить. Линии все равно стоят, — пальцы вытянутых на столе ладоней Телля легко шлепнули по клеенчатой скатерти.

— То есть: ты на работе, но не работаешь?

Телль кивнул.

— Что вы там делаете тогда?

Отец пожал плечами.

— Ремонтируем. Проверяем. Или просто сидим.

Ханнес опускал печенье по одному в чашку и, доставая ложкой, сразу съедал. Если бы это видела Фина, она попросила бы сына так не делать, но Телль в детстве тоже любил размачивать сухари в кружке. Мачеха за это ругала Телля, грозила выгнать его из-за стола, а отец молча смотрел на них обоих и хмурился.

Сам Телль только однажды спросил Ханнеса, зачем тот кладет в чай печенье.

— Мне так нравится, — немного смутившись, ответил сын.

Отодвинув опустевшую чашку, Ханнес положил голову на руку и стал наблюдать за отцом, который завтракал.

— Ты ждешь меня? — закончив бутерброд с маргарином, догадался Телль.

— Я с тобой пойду, — решительно сказал Ханнес.

— Куда? — удивился Телль.

— Просто.

На улице оказалось холодно. Изо рта шел пар, покалывало лицо. Сделав несколько шагов от подъезда, Ханнес остановился. Закрыв от удовольствия глаза, он вдохнул морозный воздух.

— Снега бы сейчас, — мечтательно произнес Ханнес.

Телль обратил внимание, что сын вышел без перчаток.

— Давай принесу, — предложил он.

— У меня карманы, — спрятал в них руки Ханнес. — А вот ты как?

Он показал на поджатые к рукавам кулаки отца.

— Нормально. И у меня тоже карманы, — хлопнул по ним Телль.

Ханнес пошел по левому от дороги тротуару. Положив ему руку на плечо, Телль остановил сына, показав на другую сторону.

— Я всегда хотел пройти от дома здесь, — объяснил Ханнес.

— Хорошо, — согласился Телль.

Со стороны, по которой они шли, улица с домами казалась не то чтобы незнакомой, а такой, словно Телль давно не был здесь и вот вернулся.

Шагавшие навстречу прохожие удивленно смотрели на него с сыном. Некоторые останавливались, провожая их взглядом. Сам Телль уже перестал озираться и уверенно шел справа от Ханнеса. Для него было бы лучше, если б сын шагал быстрее, но торопить Ханнеса, разглядывающего привычный мир с другой стороны, Телль не стал.

— Пап, я дальше с тобой не пойду, — сказал Ханнес, когда они оказались на перекрестке, где Телль поворачивал к себе на фабрику.

Отец насупился. Куда направится сын после того, как они расстанутся, Телль не подумал.

— Что будешь делать?

— В сквере своем посижу, — немного растерянно ответил сын. — Потом маму встречу. Она говорила, что может прийти пораньше…

— Холодно сидеть в сквере, — заметил Телль. — Ключи есть?

В куртке у Ханнеса ключей не было. Пошарив в карманах брюк, он покачал головой. Телль протянул сыну свои ключи.

— Возьми. Вдруг домой решишь пойти.

Ханнес опустил ключи в карман куртки.

— Еще вот что, — Телль оставил это напоследок, как самое важное. — Ты иди не так, как мы с тобой сейчас шли, а так, как все.

Поняв, что отец имел ввиду, Ханнес поджал губы.

— Как все — неинтересно.

После этих слов сын пошел дальше. Телль смотрел за ним, пока Ханнеса не заслонили лица прохожих. На отца он не оглянулся.

***

Для себя Ханнес давно все решил. Единственное — было жаль родителей, и это останавливало его. Сейчас уже останавливаться времени нет.

Ханнес подумал о том, как первый раз пошел в школу. Он никогда не видел столько много детей, съежился и все время оглядывался по сторонам. Тогда мама, взяв его за руку, сказала: "не бойся".

Повторив ее слова, Ханнес посмотрел на светофор и шагнул на проезжую часть.

На визг тормозов обернулась вся улица. Грузовик остановился в считанных сантиметрах от мальчика. Выскочивший из кабины водитель бросился к нему.

— Ты куда прешь? Что, слепой?

Ханнес, не моргая, смотрел на едва не боднувший его бампер.

— Что молчишь? Разговаривать не умеешь?

Мальчишка и ухом не повел. Разозлившийся водитель, схватив Ханнеса за плечи, с силой тряхнул его. Бросив на водителя недоуменный взгляд, Ханнес вырвался, прыгнул на тротуар и, ни слова не говоря, быстро пошел прочь.

С каждым шагом мысли в голове подскакивали, а после сразу рассыпались. Ханнес не мог ухватиться ни за одну из них. Нужно было остановиться, успокоиться, а для этого — дойти до безопасного места. Только где оно? Дом. Лишь дома Ханнес чувствовал, что никому не мешает. И ему не мешает никто.

Но сейчас Ханнес уже был далеко от дома. Позади остались сквер, где он ждал маму, ее работа. Погруженный в себя, Ханнес едва не налетел на неспешный патруль нацполов.

— Ты чего не по той стороне идешь? — вытянув вперед руку, остановил его один из полицейских.

Ханнес не мог сообразить, что ответить. Моргая от неожиданности, он переводил взгляд с одного полицейского на другого.

— Кто там сигналил? — кивнул туда, откуда шел Ханнес, второй нацпол.

— Не знаю, — ответил Ханнес, не вдаваясь в вопрос.

— Перейди, — полицейский показал ему на другую сторону улицы. — И иди, как все.

Ханнес послушно миновал проезжую часть на зеленый сигнал светофора. Если бы он попал под машину, то родителям бы пришел штраф. Значит, хорошо, что закончилось так. Почему он раньше об этом не подумал?

Вообще, Ханнес не для того вышел на улицу с отцом. Хотелось увидеть небо, подышать воздухом, просто пройтись. Ханнес обрадовался бы даже лицам людей, окажись они другими. Ни разу не встречал он улыбок у прохожих. Ни разу не видел, чтобы взрослые ходили по городу просто так.

Ведь есть же такой мир, где деревья растут не одинаково? Где разные дома, где человек может пойти, поехать, куда захочет, и каждый день приносит ему радость? В том мире Ханнесу наверняка бы нашлось место. Только вот — отсюда не вырваться никак.

Домов, прохожих на улицах, по которым шел Ханнес, становилось все меньше, а серые заборы и коробки цехов с большими окнами были все длиннее. Изучив по карте весь город,