К груди он крепко прижимал кожаную пухлую сумку, которую ему вчера передал встревоженный отец Нил. Жители селения, где обычно сразу замечают любого чужака, видели человека, который задавал вопросы, и определили, что он наверняка не горец и даже не итальянец: чересчур мускулист, а пузат недостаточно. У поселян глаз наметанный, их не проведешь. Дальше мгновенно поползли слухи, которые достигли ушей Беппо. Он рассказал об этом отцу Нилу, и тот почувствовал, как тревога вновь просыпается в нем.

Возможно ли, что его найдут? Даже здесь?

На следующий же день он поручил свою сумку Беппо. В ней хранились результаты многолетних исследований. Но главное, там была копия послания тринадцатого апостола, сделанная самим отцом Нилом. Конечно, по памяти, но он был уверен, что она верно передает содержание оригинала, который он держал в руках всего несколько коротких минут — тогда, в секретном фонде Ватикана.

Его жизнь значения не имела, она больше не принадлежала ему. Может так случиться, что он, подобно тринадцатому апостолу и многим другим после него, умрет из-за того, что предпочел Иисуса божественному Христу. Он знал это и был готов принять свою участь.

Одно лишь сожаление томило его, один грех против Духа, в котором он не мог исповедаться никакому священнику; ему все-таки очень хотелось увидеть подлинную могилу Иисуса там, в пустыне. Он сознавал, что это желание — всего лишь опасная иллюзия, но никак не мог погасить его в себе. Он мечтал обшарить огромное песчаное пространство, что простирается между Израилем и Красным морем, найти курган на заброшенном, никому не ведомом ессейском некрополе, добраться туда, куда тринадцатый апостол с такой страстной решимостью не хотел никого допускать. Даже думать об этом и то грешно — видно, здешняя тишина еще не до конца очистила его душу. Он будет бороться, шаг за шагом вытесняя из своего сознания эти мечты, отлучающие его от Иисуса, обретаемого в ежедневной молитве.

Кардинал Эмиль Катцингер завершил свою проповедь, встреченную громом аплодисментов, и скромно уселся на свое место по правую руку от папы.

Беппо, склонив голову, на миг благоговейно коснулся губами доверенной ему сумки.

Истина не стерта с лица земли. Она передана ему. Настанет день, и мир узнает о ней.

Прячась под колоннадой Бернини, Моктар Аль-Корайш не сводил с парня глаз. Он уже вычислил то селение. Неверный, должно быть, прячется где-то в его окрестностях, скорее всего на горе.

Достаточно будет лишь проследить за этим парнем из Абруцци с таким наивным взглядом.

Он приведет его к добыче.

Моктар усмехнулся, этот Нил мог улизнуть от людей из Ватикана, но от него ему не уйти. От Пророка не скроешься, благословенно имя его.

Покидая приют отшельника, я не мог не задать еще один вопрос:

— Отец Нил, разве вы не боитесь того, кто ищет вас?

Он надолго задумался, потом ответил:

— Этот человек не из евреев. С тех пор как был разрушен храм, их надломило глубокое отчаяние: пророчество не сбылось, мессия не пришел. Но Бог остается для них живой реальностью. В то время как мусульмане не знают о Боге ничего, кроме того, что он един, превосходит все сущее своим величием, что он их судия. Им не ведома близость к Богу, которую испытывали пророки Израиля. Перед лицом Судии, безмерно великого, но и бесконечно далекого, отчаяние, по сути своей, то же, что у евреев, у мусульман обернулось непреодолимым страхом. Некоторые из них испытывают неутолимую потребность в насилии, чтобы изгнать ужас пустоты, которой их Бог не может заполнить. Я уверен, это мусульманин.

Помолчав, он с улыбкой продолжил:

— Близость к Богу, который есть любовь, полностью уничтожает страх. Может быть, этот человек и вправду крадется за мной по пятам? Он хочет увлечь меня в пустоту своего небытия, но ему не прогнать тревогу, что тайно гложет его.

Он взял меня за руки:

— Стремитесь познать Иисуса, это путь к тому, чтобы стать новым тринадцатым апостолом. Наследие этого человека всегда остается открытым. Вы причаститесь к нему?

С тех пор в своей родной Пикардии, краю лесов, тучных земель и молчаливых людей, я часто вспоминаю эти последние слова отца Нила.

И когда их эхо отзывается в душе, меня одолевает тоска о пустыне.