Однако с Фрисснером такого не произошло. Вполне может быть, что именно поэтому он и был до сих пор жив. Артур не смог привыкнуть к угрозе смерти, к тому, что его жизнь висит на волоске. Люди, допустившие подобное в свою голову, обычно подписывали себе смертный приговор, начиная надеяться на какие-то сверхъестественные силы, везение или еще что-то подобное… Фрисснер знал, что его жизнь зависит от него самого и от людей, которые идут вместе с ним, а их жизни, в свою очередь, зависят от его, Фрисснера, решений, поступков и действий. Так, его жизнь спасли Каунитц, умерший посреди взбесившегося праздника воды, Макс Богер, шагнувший навстречу неведомо чему, Обст, Герниг, Гнаук, Опманн, Ханке, Руфф, Эдербауэр, Рилль, Зайлер, Ден… Артур даже удивился, ему показалось, что он не в состоянии запомнить столько имен, но нет. Все они всплывали в памяти. Он видел их в пустыне, и как они валяются на мешках, спят, что-то делают, разговаривают. Заслуга каждого из этих людей была в том, что до сих пор Артур Фрисснер был жив. И казалось совершенно бесчестным умереть, предать память этих людей, сделать их жертву бессмысленной.

– А потом я ему и говорю, – бубнил над ухом Замке. – Как вы держите этот жезл? Его нужно держать от себя, а не к себе. А он мне говорит, мол, это жезл власти египетских фараонов. Он указует на прямого монарха. Я говорю, разверни его, это не жезл власти, это просто искусственный фаллос! Мы купили его вчера в лавке, чтобы подшутить над тобой!

Ха-ха-ха… Ну он не понял шутки, долго дулся, но в итоге мы помирились… Как вам?!

– Изумительная история, – отозвался Фрисснер, поняв, что пропустил, собственно, весь рассказ и совершенно ничего не потерял. – Что вы можете сказать относительно этого черного камня, похожего на ящерицу?

– Ах, это… Ну, не больше, чем написано у отца.

– Вы читали лучше, чем я. Что-нибудь особенное можете сообщить? То, что мог пропустить и я, и Людвиг Ягер…

– Трудно сказать. Отец не вел полноценных записей. Это просто дневник, где зачастую никто не может разобраться, кроме него самого. Знаете, дневники не пишутся в расчете на то, что их кто-нибудь когда-нибудь будет читать.

– Не знаю, никогда не вел дневников.

– Да, в общем-то, и я тоже. Как видите, я даже не веду записей нашей экспедиции.

– И правильно делаете, эта операция все-таки секретная.

– Ну вот, значит, я хотя бы что-то делаю правильно. – Юлиус Замке невесело рассмеялся. – Надеюсь, вы позволите по возвращении написать монографию по нашим изысканиям?

Слова застряли у Фрисснера в глотке. Он вдруг понял, что несчастный профессор еще питает надежду на триумфальное возвращение. До сей поры ему не приходило в голову, что рядом с ними, людьми военными и в той или иной степени готовыми к смерти, находится штатский.

– Понимаете, профессор. – Фрисснер не умел врать, не любил, но старался, чтобы голос его звучал убедительнее. – Разрешения даю не я, я только исполнитель. Но вот мое руководство, безусловно, оценит ваше участие в этом предприятии, и, думаю, положительно.

– Но вы…

– Я, конечно, выскажусь в самых правильных тонах. В этом вы можете быть уверены.

– Хорошо. – Профессор был удовлетворен.

– Так что же там про пески? – Артур поспешил перевести разговор в более безопасное для себя русло. Туда, где не будет маячить страшным призраком вопрос: «А что потом?»

– Пески… Какие-то невнятные заметки, что-то про пески, про которые нужно не забыть. Почему не забыть? Никаких данных… И еще говорилось про шевелящиеся пески! Это, я помню, как раз где идет речь непосредственно о Зеркале.

«Шевелящиеся пески, только их не хватает… Хотя когда мы тонули среди барханов, было что-то похожее…» – Фрисснер покрепче ухватился за руль, когда сверху кто-то громко забарабанил по крыше кабины.

Грузовик остановился, скрипнули тормоза.

– Что там? – Артур высунулся из кабины. На него смотрело разъяренное лицо Ягера.

– Вы что, совсем ослепли там?! Если бы я не знал нашего профессора, то подумал бы, что этот интеллигент вас удушил!

– Вы можете изъясняться яснее?

– Яснее?!! Яснее некуда, протрите глаза! Вы едва не врезались в этот чертов монумент!!!

Фрисснер посмотрел вперед и увидел. Огромную, черную как ночь скалу. Которая действительно до жути напоминала вставшего на задние лапы ящера. Песок в тени этого монумента был таким же черным, как и сам камень.

– Какой монумент? Он что, свихнулся? – подал голос сзади Замке.

Ягер свесился еще больше и, рискуя свалиться, заглянул в кабину.

– Кто свихнулся, интель хренов?

Профессор усох и забился в дальний угол.

– Но ведь ничего же нет…

– Где?! – Ягер покраснел, и Артур отстраненно подумал, что от его лица можно прикуривать.

– Там… – Замке сделался еще меньше, но сдаваться не собирался. Дрожащей рукой указал на лобовое стекло.

Ягер посмотрел в указанном направлении, и уже готовое ругательство застряло у него на языке. В пейзаже, который виднелся через лобовое стекло автомобиля, не было никакого черного обелиска, напоминающего огромную ящерицу. Вообще ничего не было Просто пустыня, горная гряда справа. И ничего больше.

Он скажет: Разве это – не истина? Они скажут: Да, клянемся Господом нашим!

Коран. Скот. 30 (30)

– Итак, капитан фон Акстхельм, вы утверждаете, что цель экспедиции была вам неизвестна, – осуждающим тоном сказал полный британский полковник, сидящий перед десантником.

– Я уже сказал вам, – кивнул капитан.

– Но вы – командир отряда, насколько мне известно…

– Вам все может рассказать подполковник Альтобелли, который являлся нашим проводником… и вашим агентом, – криво усмехнулся немец.

– Полноте, капитан, – неожиданно добродушно заявил полковник. – Альтобелли имел указание доставить отряд в Эль-Джауф, а вот зачем – ему уже никто не сказал. Вы же знаете отношение в верхах к вашим итальянским союзникам…

– Мне нечего вам сказать.

– Странно это все, вот что я вам скажу, капитан… Хотите курить? – полковник подвинул к десантнику открытую коробку с сигарами. – Не лучшие, но все же…

– Благодарю. – Фон Акстхельм взял сигару, откусил кончик, посмотрел, куда бы сплюнуть.

– На пол, на пол, уважаемый капитан. Тут не до хороших манер… – поморщился полковник.

Его звали Макгрудер, и именно в его ведение перешли все пленные после их доставки в Александрию. Держали всех раздельно, что сделали с солдатами – фон Акстхельм не знал. Один раз в коридоре видел доктора Корнелиуса – старый брюзга выглядел таким же ехидным и злобным.

– Посудите сами, получается очень странно, – продолжал полковник, щелкая большой бензиновой зажигалкой и поднося пламя к сигаре фон Акстхельма. – Вы едете за тридевять земель в не самых лучших условиях – а попросту говоря, во время активных боевых действий, – чтобы копать древние захоронения в Эль-Джауфе, которые там то ли есть, то ли могут быть, по теории господина Корнелиуса.