И пока бармен смешивал напиток на основе водки и кофейного ликера (в Европе на его месте почти наверняка оказалась бы машина, кроме разве что элитных заведений, но здесь, видимо, рабочая сила была дешева, а устройства часто ломались от влажности), Максим огляделся.

Помещение ресторана, который от бара отделяла полупрозрачная стена, выглядело дорогим и старомодным, с деревянной отделкой и картинами британских маринистов, но это была иллюзия. Как и морские обитатели – скаты, угри, акулы, которые суетились за стеклянной стеной, совсем как в Лондонском океанариуме. Если отключить Д-реальность, многое из этих декораций исчезнет. Так он и сделал. Оказалось, что не только трехметровое чучело меч-рыбы на стене ненастоящее, но и вместо музыкантов, исполнявших регги со сцены, была синяя стена.

Зато воздух, который закачивался с улицы, нес с собой настоящие запахи моря и вечера, и за это заведению можно было многое простить.

Здесь, в погруженном в приятный полумрак зале, поддерживалась самая комфортная температура. На улице рубашка не липла к телу только потому, что, как и любая одежда премиум-класса, была «умной». Попав в кондиционируемое помещение, она сразу перестала охлаждаться.

Надо скорее проходить акклиматизацию, подумал Максим. В Мексике будет еще жарче, а вдали от берега – наверняка еще и душно.

Когда она подошла, ему вспомнились фильмы шестидесятых годов прошлого века про Джеймса Бонда. Он не удивился, что связным оказалась девушка, к тому же симпатичная. Это как раз-таки было ожидаемо. Удивительным было другое. Что он вообще здесь оказался.

Книга была все еще при ней.

– Это не вы со мной разговаривали? – спросил Максим сразу после обмена формальными любезностями. – В Сети?

– На этот вопрос я не отвечу, – яркая брюнетка в не очень подходящем ей строгом наряде не отвела взгляда, выдержав игру в гляделки. Она явно была уверена в себе, куда больше, чем он. Или же притворялась, но очень качественно.

– Понятно. Ты действительно перечитываешь «Сад расходящихся тропок»? Или твоя книга – это знак, как в шпионских фильмах? – спросил он, указав на томик аргентинского писателя. Едва ли уместный в этом заведении.

На «ты» Максим перешел мысленно, потому что в английском, на котором они общались, это сделать проблематично. Но его родным языком были немецкий, на который наложился выученный в детстве русский.

– Нет, – ответила она без усмешки, – Я просто думаю о многомерной вселенной всегда, когда встречаю новых людей. Или расстаюсь с ними. Как раз такая бифуркация нам предстоит.

– Кому из нас?

– И нам, и этому миру. А как тебе «Сто лет одиночества», Макс? – его визави пригубила свой напиток. С виду апельсиновый сок, что ломало образ роковой дамы. Тут больше подошло бы вино, красное, как кровь. Или «Текила-санрайз», который на сок очень похож. Но Рихтер был уверен, что у нее все-таки orange juice.

– Так себе, – честно сказал Максим, потому что врать не любил даже в мелочах. – Не люблю магический реализм, как и фэнтези. Небывальщина. Я даже Булгакова не люблю, хоть мне его вся российская родня рекомендовала. Больше нравятся Горький, Шолохов, Золя, Флобер, Стейнбек…

– О, у тебя есть родня в России? Ах да, помню. Как-нибудь расскажешь. А писатели-реалисты… я ничего против них не имею. Но это только одна из граней. Мир гораздо шире. Ну а фантастов ты читаешь?

– Конечно. Беляев, Ефремов, Стругацкие, Азимов. Чайна Мьевиль. Это из старого. Из нового Роджер Алиссон, Ляо Сунлин, Григорьев.

В ее глазах за круглыми старомодными очками, делавшими ее слегка похожей на сову, сверкнул интерес. Она пригубила сок.

– Тогда вот, послушай, – девушка закрыла книгу Борхеса, и с полузакрытыми глазами произнесла. – Он верил в бесчисленность временных рядов, в растущую, головокружительную сеть расходящихся, сходящихся и параллельных времен. И эта канва времен, которые сближаются, ветвятся, перекрещиваются или век за веком так и не соприкасаются, заключает в себе все мыслимые возможности. В большинстве этих времен мы с вами не существуем; в каких-то существуете вы, а я – нет; в других есть я, но нет вас; в иных существуем мы оба.

– Было штук пятьдесят сериалов на эту тему. И это еще до вирок. Твое здоровье, – одним глотком Рихтер осушил ровно четверть стакана, – Не стал смотреть дальше первой серии. Пусть что-нибудь новое придумают.

Возможно, это прозвучало чуть резко. Но такт никогда не относился к списку его достоинств.

– Это не банальность для 1941 года, – насупилась Софи, став похожей на сердитую птицу.

– Тогда мысли людей были заняты другим. Даже у нас, в Латинской Америке. А тебя правда назвали в честь императора?

– Нет. В честь героя одной книжки.

– И что он делал?

– Боролся за свободу. Попутно вороша муравейники. И взрывая общественные здания.

– Кажется, я поняла, о ком ты, – улыбнулась она. – Да, ты похож. Ты тоже ранимый и тонкий, хоть и притворяешься солдафоном. Может, более зрелый, чем Максим Каммерер. Но тоже подросток в теле мужчины. Эрнест Хемингуэй.

– Ты ошибаешься.

– В любом случае, тебе будет трудно. Что ты знаешь о Мексике… не из рекламных буклетов?

– Читал Сеть. Понял, что весело тут у вас, – произнес Макс, прошедший обстоятельное знакомство с фактами… хотя все эти факты могли быть из разряда «британские ученые сообщили».

– Я хочу дать тебе еще несколько дружеских советов. Знаю, в Европе некоторые ставят себе импланты. Там власти смотрят на это сквозь пальцы. Если у тебя есть такое, не говори. Кроме медицины и мелочей вроде зрения. Тут популярны идеи пуризма. Чистоты творения Божьего.

– Лучше бы чертовы луддиты заботились о чистоте в своем дворе… И мылись почаще. Нет, я чист. Только хрусталики и зубы поправил.

– Это хорошо. У нас люди простые. У тех, кто из деревень, много предрассудков про киборгов, демонов, полулюдей-полумашин.

Рихтер невольно рассмеялся.

– Это не от древних традиций идет. Это довольно свежая фобия в мозгах. Рожденная из фильмов ХХ века и комиксов. И вирок. Все это бред. Я скучный обычный человек, как и все, кто служит в Корпусе. Куда более обычный, чем богатые типы в мегаполисах. У меня нет никаких суперспособностей, кроме занудства. Умею воевать, но и тут звезд с неба не хватаю.

– Я поняла тебя. О чем ты еще должен знать… Кое-где в Мексике есть предвзятое отношение к домашним роботам. В некоторых районах на человека, который держит такое дома, могут смотреть косо, если это не мелкая «черепашка». Ты понял, о чем я говорю.

– Ясно. Не любят тех, кто живет с гиноидами. Я их понимаю. Меня самого эта южно-азиатская мода на искусственных женщин пугает.

Похоже, она поняла его фразу неправильно.

– О! И еще, если у тебя нестандартные сексуальные предпочтения… не говори об этом на каждом углу. У нас в городах люди широких взглядов, всякие, но среди повстанцев популярен мачизм. Хоть это и глупо. Но помни, что там, на материке – не Голландия и не Штаты. Были случаи у волонтеров из Западной Европы…