Когда Нижегородский отпирал дверь своего номера, он услышал телефонный звонок. Это оказался Дэвис. Американец был взволнован и просил о немедленной встрече. Узнав, что он будет не один, Вадим тоже решил прихватить с собой Каратаева, но тот заявил, что ему пока рано вступать в игру.

— Надень очки, — сказал он после нескольких напутственных слов.

Внизу Вадима уже ждали.

— Я сразу догадался, что вы не искусствовед, — затараторил Теодор Дэвис, когда они устроились в креслах в укромном углу вестибюля. — Вы детектив? Вас нанял Каирский музей или Департамент?.. Может быть, это мои конкуренты распускают заведомо ложные слухи? Такие, как Борхард, спят и видят, как бы перехватить у меня концессию на раскопки. Что? Нет?.. Что ж, как вам угодно, можете не отвечать, в конце концов, это сейчас не главное. И все же откуда у вас сведения о маске? Не ясновидящий же вы?

— А откуда у вас сведения о Феруамоне?

«Клин клином вышибают», — решил Нижегородский.

— Я об алмазе, лихо описанном в известном вам занимательном рассказике, — продолжил он. — Вы, мистер Дэвис, в своих высказываниях обосновываете реальность Феруамона некими древнеегипетскими текстами, которые, по вашим словам, вполне могли: во-первых, реально существовать; во-вторых, сохраниться до наших времен (на том или ином виде носителя); и, в-третьих, быть кем-то недавно прочитанными. Что, если и мне сослаться на аналогичный источник? Это объяснение вас удовлетворит?

— Ну, не хотите, как хотите, — немного обиженно произнес археолог и повернулся к своему товарищу. — Разрешите представить одного из моих экспертов и помощников: Ахмед Вахари. Ахмед египтянин и египтолог. Он из тех, кто предпочитает практический поиск протиранию штанов в библиотеках, архивах и музейных подвалах. А это господин Краузе, Ахмед. Он рассказывает удивительные вещи.

— Господин Краузе, — вступил в разговор молчавший до сих пор Вахари, — признаюсь: мы с самого начала подозревали, что маска украдена. Говоря «мы», я имею в виду ту небольшую группу людей (буквально четыре-пять человек), которые непосредственно занимались разборкой ящиков гробницы, вскрытием кварцитового саркофага и трех находящихся внутри него гробов. В эти дни наверху находились уже сотни людей — ученые, чиновники, репортеры, охрана, — но в помещение усыпальницы они не допускались. Так вот, когда мы подняли крышку последнего, золотого гроба, то увидели на забинтованном лице мумии гирлянды высохших цветов. Никакой маски на лице не было, но цветы выглядели примятыми. На них что-то лежало. Возможно, еще совсем недавно.

Говоривший выглядел усталым, невыспавшимся человеком лет пятидесяти. Худой, длинноносый, с тонкими черными усиками над еще более тонкими губами. На нем были очки, как показалось Вадиму, с простыми плоскими стеклами. Фальшивые очки, темная кожа и восточный тип его скуластого лица непроизвольно настораживали.

— Вы, конечно же, знаете, что это захоронение хоть и считается нетронутым, на самом деле таковым не является, — продолжал эксперт. — И в передней комнате, и в усыпальнице обнаружены следы вторжения. Нет их, пожалуй, только в последнем, четвертом помещении, условно названном сокровищницей. Кто это был и что они там делали, мы не знаем. На первый взгляд ничего не украдено, а что касается самого саркофага, то есть все основания полагать, что, по крайней мере, начиная со второго ящика все остальные не тронуты. На них сохранены печати, аутентичность которых не вызывает сомнения. Из передней комнаты тоже вроде бы ничего не пропало, наружные двери были вновь тщательно восстановлены, замазаны известью и опечатаны. Возможно, воров поймали на месте преступления, и было это никак не позже эпохи Двадцатой династии. Видя это, мы не стали заострять внимание общественности на таких мелочах. Мир так долго ждал Тутанхамона, что мы просто не могли вновь разочаровать его. И именно поэтому, заметив примятые цветы и заподозрив в отсутствии погребальной маски неладное, мы тем не менее решили не поднимать шум.

— И придумали версии? — спросил Нижегородский.

— Да. Ничего другого не оставалось. Тем более что выглядело все достаточно правдоподобно. Судите сами: обитые золотыми листами панели внешних ящиков изготовлены очень аккуратно, однако собраны крайне небрежно. Во многих местах видны следы от ударов молотка. Последний — золотой — гроб явно не вошел в предпоследний, и их подпиливали прямо на месте, даже не убрав после этого опилки и прочий мусор. Все говорит о спешке и о том, что внешние ящики, а возможно, и кварцитовый саркофаг, предназначались для кого-то другого. И самое главное — вскоре после погребения кто-то входил в склеп, но ничего не взял. Загадки, на которые мы никогда не получим ответа.

— Но вы хотя бы пытались провести самостоятельное расследование? — спросил Нижегородский. — И что? Безрезультатно?

Ахмед Вахари сокрушенно развел руками.

— Кража, если она была, могла быть совершена только в ночь, когда мы, приподняв с помощью лебедки золотую крышку, решили отложить дальнейшие действия до утра. Прежде всего необходимо было проветрить гроб, ведь он не открывался ни разу за тридцать три столетия. Это был первый случай в истории, и нам следовало проявить осторожность. К тому же уже вечерело, все порядком устали, да и погода испортилась настолько, что еще немного, и потребовалось бы закрыть верхний люк и входную дверь. Мы подложили под крышку деревянные бруски, аккуратно поставили ее на них, отцепили стропы лебедки и вышли через «переднюю». Точно не помню, но мне кажется, я ушел первым. В тот вечер у меня страшно болела голова — вероятно, на погоду, — поэтому я тут же отправился к себе и утром едва поднялся. Вы, конечно, знаете, мистер Краузе, что ко времени разборки саркофага и всех его внешних оболочек потолок над усыпальницей уже был удален. Над проемом установили подъемный механизм, а на ночь проем закрывали большой деревянной крышкой, обитой железом, которую накатывали по двум рельсам и запирали на замок. Охрану раскопок в те месяцы несла рота британских уэстерширских стрелков, откомандированная в Амарну из абу-симбелского гарнизона. Ночью непосредственно у могильника стоял караул из трех-четырех солдат. Посты и контрольно-пропускные пункты были установлены на всех дорогах и тропах вокруг Амарны и Царского ущелья.

— Стало быть, вынести маску под мышкой…

— Совершенно исключено!

— Но чудес не бывает! — воскликнул Дэвис. — Я подтверждаю все сказанное Ахмедом, и надо что-то решать, господин Краузе. Через неделю в Лувре открытие новой экспозиции, будет президент, и я не могу накануне такого события допустить скандал. Я заклинаю вас, Краузе, ничего не говорить журналистам. Сейчас эти циники увлечены убийством их коллеги из «Фигаро». Нам это на руку. Они слетелись как осы на мед со всего Парижа и вьются теперь возле «Набережной».[37]Обещайте мне вашу лояльность, в противном случае, если эта история выйдет наружу, меня могут лишить концессии. В такой момент я этого не переживу.