— Ужас, — припечатал Алва. — Вы — профан не только в землеописании, но и в истории, и в словесности. Судя по тому, что здесь зачитывали, я надеялся, вы хотя бы Дидериха осилили, но я вас переоценил. У солнца нашей словесности в каждой пиесе король сидит на короле и королем погоняет, а незаконные принцы и вовсе кишат. Как ызарги. Читай вы Дидериха, вы бы знали не меньше дюжины королей, причем в большинстве своем талигойских.

— Герцог, — не выдержал супрем Кортней. — Вы превращаете суд в балаган.

— Я? — поднял бровь подсудимый. — Помилосердствуйте. Я пытаюсь сделать вашу мистерию хоть сколько-нибудь забавной.

— Герцог Алва, — Кортней почел за благо не принимать вызова, — мы продолжаем. Вы поддерживаете прошение вашего адвоката?

— У меня есть адвокат? — осведомился Алва. — Простите, запамятовал.

— Ваш адвокат мэтр Инголс, — Кракл вышел из боя, но супрем был отцом генерала, хоть и не лучшего, — он уполномочен представлять ваши интересы.

— Кем? — вежливо осведомился кэналлиец.

— Высоким Судом. — Какой все же Кракл крикливый, торгуй он лимонами, ему б цены не было. — Это решение утверждено Его Величеством Альдо Первым.

— Несерьезно, — махнул скованной рукой Ворон, — к тому же мои интересы давно представляет Леворукий.

— Иными словами, — возвысил голос супрем, — вы отказываетесь от защитника и не намерены подавать прошение упомянутого содержания?

— Требую слова! — Толстяк в мантии, но без венка рванулся вперед сквозь толпу судейских. — Я должен переговорить с моим подзащитным! Герцог, мы не могли встретиться раньше… Но сейчас… Вы совершаете ошибку… Страшную ошибку… У нас отменные позиции, им нечего возразить!

— Зато мне есть. — Ворон был спокоен, единственный спокойный человек во взбаламученном зале. — Мэтр, как юрист, вы должны понять, что прошение подразумевает признание за тем, кому оно направлено, судейских и королевских полномочий. Я таковых за присутствующим здесь странно одетым молодым человеком и его приятелями не признаю. И я имею обыкновение отвечать за свои поступки лично.

— Высокий Суд, — физиономия адвоката была круглой и блестела, как луна, — я прошу разрешения переговорить с герцогом Алва наедине. Я знаю, что это дозволяется лишь после допроса свидетелей обвинения, но в создавшейся ситуации…

— Разумеется, — Робер поднялся с места прежде, чем сообразил, что сделал, — говорите.

— Повелитель Молний выразил мнение всех членов Высокого Суда, — уточнил Кортней, — или это его личное мнение?

— Дом Волн согласен, — процедил Придд. — Господин Инголс, полчаса вам хватит?

— Мэтр Инголс, — Алва непринужденно повернулся к защитнику, — давайте говорить при всех, людям же интересно. Разговор наедине для меня ничего не изменит, а вам может дорого обойтись. Мне бы не хотелось, чтобы вас выловили из Данара, в Талиге не так много приличных законников.

— Как вам угодно, — адвокат, надо отдать ему должное, не растерялся, — но я настоятельно советую не полагаться на милосердие ваших кровных врагов. Вы имеете полное право настаивать на замене судей и на том, чтобы к вам применялись законы, действовавшие в королевстве в день и час оглашения обвинений. Это никем не отмененные кодекс Франциска и протоколы Золотого Договора, а не древние кодексы.

— Какая жалость, — улыбнулся Алва. — Нам и впрямь следовало встретиться раньше, но мы с бароном сошлись на гальтарских кодексах, а карте — место. Кстати, сударь, вам заплатили?

— В известном смысле я полностью вознагражден. — Робер предпочел бы видеть лицо мэтра, но видел лишь внушительный юридический зад. Адвокату надо заплатить. Это, как ни глупо звучит, долг чести. Тебе подарили жизнь, Дракко и кошелек, пора отдавать долги, начиная с кошелька.

— Работа мэтра Инголса будет оплачена, — проснулся супрем. — Со дня его назначения по сегодняшний день включительно. Итак, герцог Алва при свидетелях отказывается от защиты и не намерен подавать прошение.

— Более того, — уточнил Ворон, — я согласен на гальтарскую процедуру со всеми ее кульбитами. Мы ведь судимся по допотопным кодексам, не так ли?

— Да, — торжествующе подтвердил гуэций, — суд исходит из приоритета кодекса Эридани за исключением пунктов, под которые подпадают обвинения, невозможные в Золотой Империи.

— Но, — поднял руку прокурор, — процедура принятия и исполнения приговора, а также его обжалования в полном объеме соответствует прецедентам, имевшим место во времена царствования Эрнани Святого.

— Ты сказал, — кивнул Ворон, — а я слышал.

— Герцог, — начал приподниматься Феншо, — никто, кроме государя, не может «тыкать» человеку Чести и…

— Герцог Алва ответил вам, как отвечали во времена Эрнани, — Валентин Придд смахнул с рукава что-то невесомое, — в те времена обращения «вы» еще не существовало.

Обвинитель плюхнулся на свою скамью. Придд еле заметно улыбнулся: его совет оказался верным. Рокэ не мог не ответить вызовом на вызов. Теперь он остался без защитника.

— Герцог! — Гони таких, как Инголс в дверь, они влезут в окно. — Запомните! Теперь вы — адвокат… При Эрнани обвиняемые защищались сами! Вы можете задавать вопросы… Можете заявлять протест, сомневаться в правомочности улик, в добросовестности свидетелей. Потребуйте обвинительный акт… Они обязаны предоставить!..

— Мэтр Инголс, — велел супрем, — немедленно удалитесь!.. Вы больше не имеете права…

— Имею! — бушевал мэтр. — Я клялся защищать перед Создателем! Мне всякие недоучки не указ, что бы они на себя ни нацепили…

— Мэтр Инголс! — Алва впервые повысил голос, и это возымело действие. Адвокат замолчал. Замолчали все.

— Любезный мэтр, — подсудимый говорил с законником, как с уросливой лошадью, — все в порядке, вы можете уйти. Уверяю вас, я за себя ответить в состоянии. Господа, дайте мне этот акт, и мэтр Инголс уйдет счастливым.

— Мэтр Инголс, — потребовал Кракл, — вы слышали, что сказал герцог Алва? Он в ваших услугах не нуждается, немедленно покиньте зал суда. Ликтор, примите у мэтра Инголса обвинительный акт и передайте герцогу Алва. Обвинение, вы готовы представить первых свидетелей?

Адвокат больше не спорил. Спрут своего добился: какая простая месть и какая безопасная! Два вопроса и чужая гордыня… Достойно мерзавца и потомка мерзавцев, а ведь Придд об исповеди не знает. Он спасает не Талигойю, а собственную шкуру и честь братца.

Кракл зазвонил в колокольчик. Зачем? И так невозможно тихо.

— Обвинение готово?

— Да, господин гуэций.

Обвинитель разложил на правой кафедре бумаги и выпрямился, гальтарская тога превращала его в какую-то копну. Оскар дал бы себя расстрелять, но не надел бы этот кошмар… Но Оскара Феншо расстреляли на самом деле. Ворон и расстрелял.