Я закуталась в плащ. То ли было по-настоящему холодно, то ли меня просто начинало знобить. Ноги тоже грозились вот-вот отказаться меня держать, и я опустилась на траву. Данте вскоре последовал моему примеру. И я рассказала ему обо всем. Сначала в двух словах. Потом, следуя его просьбе, подробно. Не увиливая и не скрывая деталей. Рассказала о том, как стала случайной свидетельницей встречи Ренцо и хозяина близлежащих земель. Передала содержание их разговора. Призналась и в своих дальнейших действиях. К концу рассказа дрожь стала настолько сильной, что я была не в состоянии ее сдерживать.

Данте по-прежнему молчал, сжав губы и глядя в сторону. Я не могла прочитать по его лицу, как он отнесся к моему рассказу. Успела только заметить: он понял, о ком идет речь, когда я упомянула таинственного соседа.

– Ты мне не веришь, – скорее утвердительно, чем вопросительно произнесла я, заглядывая ему в глаза.

Данте нахмурился, моргнул. Ему как будто было сложно сфокусировать взгляд, переключиться с собственных мыслей на происходящее вокруг. Наконец он посмотрел на меня более осмысленно. И снова нахмурился.

– Не верю? Да нет, почему. Я верю тебе, Сандра. Не сомневаюсь, что ты сказала мне чистую правду. От этого она не становится более приятной, но это не твоя вина.

– Ты веришь в то, что Ренцо тебя предал? – невольно удивилась я.

Данте криво усмехнулся.

– Почему, ты думаешь, я не рассказывал ему о некоторых своих планах? Нет, я не ожидал от него ничего подобного, но… Не думаю, что ты поймешь меня, Сандра. Ты слишком прямой человек, чтобы это понять. Так или иначе, я не доверяю людям. Я знаю, что такое предательство, и знаю не понаслышке. И понимаю, что предать может любой человек, даже самый близкий. Почти любой, – поправил сам себя он, глядя мне в глаза. – Год назад, – Данте снова отвел взгляд, – вернее несколько больше, меня предал тот, кто обладал безграничным моим доверием. С тех пор я готов к подобным поступкам. Выработал иммунитет.

– А тогда не был готов? – спросила я.

Ветер трепал исстрадавшиеся волосы. Мне вспомнился другой такой ветер – тот, что свободно разгуливал над высокой квадратной площадкой, расположенной на самой вершине храмовой башни. И признание Данте в том, что он тоже однажды хотел свести счеты с жизнью. Тогда я считала, что он просто придумал это, заговаривая мне зубы. Но, может быть, я ошибалась.

– Не был, – подтвердил он. – И позволить себе такую неготовность можно только один раз. – Данте тряхнул головой, будто отгоняя воспоминания. – Но речь сейчас должна быть не обо мне. Тебе гораздо тяжелее. Для тебя Ренцо действительно был близким человеком. И тем не менее ты пожертвовала им, чтобы спасти мне жизнь.

В его устах вся ситуация обретала настолько искаженный смысл, что мне захотелось кричать. Данте пытался приписать мне самопожертвование, которого я не совершала. И всю историю наших взаимоотношений с Ренцо истолковывал настолько превратно, что я просто не смогла промолчать. Вдруг почувствовала, что страшно устала держать все в себе.

– Да я встречалась с Ренцо только потому, что он похож на тебя! – выкрикнула я, с ужасом осознавая смысл собственных слов. Истину, которую всегда знала где-то глубоко внутри, но в которой никогда не решалась себе признаться.

Данте резко вскинул голову. Он промолчал, но его взгляд буквально пригвоздил меня к стволу.

– Что ты смотришь? – Я даже не понимала, кричу или говорю шепотом. Я вообще не слышала себя. – Ты же всегда такой холодный и отстраненный. Ледяная скульптура, а не человек! Ты даже не замечал моего присутствия. Смотрел, но не видел. Вот я и стала искать другого. Если бы ты хоть словом мне намекнул, что не доверяешь Ренцо, я бы никогда в жизни не стала рассказывать ему то, о чем умолчал ты сам!

Мне плевать, что ты рассказывала Ренцо! – Данте вновь резко тряхнул головой, не позволяя мне увести разговор в этом направлении. Схватил меня за руку и с силой сжал запястье. – Значит, это я холодный и отстраненный? А кто сжимался, будто от удара, всякий раз, как я пробовал сделать шаг навстречу? Кто на каждое мое прикосновение реагировал как на попытку изнасилования? Разве к тебе можно было подойти? Я думал: ладно, пройдет время, ты привыкнешь, освоишься, и все изменится. Но нет, куда там! Прошли месяцы, а ты так и не научилась мне доверять. И готова расценить любое неосторожное слово как стремление напомнить тебе о драконе.

– Я доверяю тебе! – возмутилась я.

– Неужели? – Пальцы Данте сжались на моем запястье еще сильнее. – А кто совсем недавно решил, что я разрываю наш договор? Нет, Сандра, ты не доверяешь мне вовсе. Ты все время ожидаешь, что я подойду к тебе с позиции силы. Черт, да я голову сломал, как заставить тебя забыть это идиотское предубеждение! Даже втянул тебя во всю эту эпопею с невестами только потому, что понадеялся: вдруг ты хотя бы так увидишь во мне мужчину? Думаешь, иначе я стал бы впутывать тебя в историю с этой интриганкой Айгуль? Я был уверен, что отлично справлюсь с ситуацией и сам. Хотя потом и выяснилось, что я ошибался, но это уже потом. Да что там, я так отчаялся, что повел себя и вовсе как подросток, придумав сватовство к Эльноре! Подумал, что, может, хоть ревность заставит тебя перестать видеть во мне только хозяина, который в любой момент способен обидеть.

– Что значит «придумав»? – нахмурила брови я. Старые подозрения всколыхнулись, выбросив на побережье сознания вопросы, на которые тогда так и не нашлось ответа. – Разве ты не передал ей письмо с предложением руки и сердца?

– Передал, – пренебрежительно отозвался Данте. – Готов поспорить, Эльнора дико удивилась. Я ведь отлично знал о ее предпочтениях и характере. Сочетание первого со вторым давало полную гарантию того, что она откажет. Поэтому я мог со спокойной совестью сделать ей это предложение и не опасаться последствий.

– А зря. – Я вдруг невольно улыбнулась. – Как раз зная о ее предпочтениях, мог бы и опасаться.

– Почему? – нахмурился Данте.

– Потому что отправил меня с письмом к возможному конкуренту, – пояснила я.

Пару секунд Данте продолжал хмурить брови.

– Черт! – выдохнул он затем. – Это как-то не пришло мне в голову.

– Тебе много чего не приходит в голову. – Единожды улыбнувшись, я уже не могла вернуть себе серьезное выражение лица. – Например, то, что еще немного – и ты оторвешь мне руку.

Он непонимающе опустил глаза на собственные пальцы, сжимавшие мое запястье так, что ладонь уже начинала неметь. И поспешно отпустил мою руку.

Я потрясла обескровленной кистью. Но Данте не собирался долго держаться от меня на расстоянии. Через секунду его ладони легли на мои пылающие щеки. А потом он наклонил голову и поцеловал меня.

Этот поцелуй – мягкий, нежный, но одновременно таивший в себе страсть, которая вырвалась наружу лишь однажды, под действием арканзийского зелья, заставил меня зажмуриться и послать к черту все сомнения. Казалось, все тело отзывается на него сладкой и мучительной болью. Но руки Данте опустились ниже, обхватили мои плечи – и тут я вскрикнула от боли совсем иного рода, когда он невольно задел свежую рану.