– Считается, – возразил он. – Я говорю о другом случае.

– Каком же? – Я в недоумении нахмурила брови.

Таком, – насмешливо отозвался он. – В Арканзии, на самом первом постоялом дворе. Ты заснула в ванне. Думаешь, я тогда пропустил это зрелище?

Своего Данте добился: вот теперь я все-таки покраснела от смущения.

– Мог бы меня разбудить, – упрекнула я.

– Ни в коем случае, – не согласился он. – Во-первых, зачем? А во-вторых, представь, как бы ты в тот момент отреагировала, если бы проснулась от негромкого покашливания и обнаружила в ванной комнате меня?

Я сглотнула. Да, на тот момент я бы отреагировала очень плохо. Трудно даже представить, как именно.

Данте отложил на стол первую тряпицу и взял вторую, на этот раз чтобы перевязать плечо. От его прикосновений по коже бежали мурашки, хоть он и не делал ни одного лишнего движения. Когда он склонялся над раной, я полуобнаженным телом ощущала жар, исходивший от его лица.

– Не слишком туго? – спросил Данте, закончив накладывать повязку.

Я покачала головой.

– У тебя самого горячий лоб.

Потянулась к столу, окунула в по-прежнему теплую воду еще одну тряпицу. Отжав, поднесла к лицу Данте и медленно провела ею по лбу. Он шумно втянул носом воздух. Я вернула руку обратно, пройдясь по его лбу в другую сторону, а затем медленно спустилась по щеке. Он поймал мою руку, отбросил тряпицу в сторону и схватился за подол нижней рубашки. Такую роскошь, как в случае с платьем, – право снять ее самостоятельно – он мне не предоставил. Рванул рубашку через голову, в момент растрепав уложенные после мытья волосы.

Потом поцеловал меня – горячо, страстно, настойчиво, совсем не так, как в прошлый раз. Вдруг многозначительно усмехнулся и потянулся к оставленной на диване тряпице. Медленно провел сверху вниз по моей шее, после чего припал к ней губами, повторяя ими путь влажной материи. Отстранился и снова обмакнул тряпицу в миску с водой. С плавной неспешностью, от которой мурашки волнами пробегали по телу, стал спускаться от шеи все ниже и ниже к груди. Крупная капля, сорвавшись, заскользила по коже. Данте слизнул ее языком, обжигая влажную кожу своим горячим дыханием. Затем снова отстранился и продолжил работать тряпицей. Спустился вниз по левой груди и медленно провел влажной тканью вокруг соска. Потом проделал то же самое с правой грудью.

Я поняла, что с меня довольно. С силой, почти со злостью, отшвырнула тряпку и вцепилась в пуговицы его рубашки. Он был настолько идеально одет, что это начинало раздражать, чтобы не сказать больше.

Рубашку чуть было не постигла участь предыдущей, разорванной по пути к армону. Но обошлось. Данте помог мне избавиться от этого предмета одежды, а потом и от брюк, после чего подхватил меня на руки и отнес в соседнюю комнату на кровать. Ту самую, где я однажды уже ночевала, но только в гордом одиночестве.

Сбросить обувь было делом нескольких секунд. Лежа на постели, я отвела в сторону упавшую на лицо прядь и обнаружила, что Данте снова внимательно рассматривает мое тело. Сколь ни глупо, я ощутила запоздалую неловкость. И даже скрестила руки, прикрывая грудь. Но Данте лишь покачал головой, давая понять, что вот теперь он уже точно не собирается меня спрашивать. Развел мои руки и, вытянув их вверх, прижал к кровати. Я инстинктивно попыталась высвободиться, но не тут-то было: держал Данте крепко. А в следующее мгновение его губы и язык заскользили по моей груди, заставляя волны дрожи пробегать по телу. Я приоткрыла рот, но звуки отказывались вылетать из пересохшей гортани, разве только едва различимые вздохи. Я заметалась на кровати, изгибаясь, насколько того позволяли руки и губы Данте. И тут его бедра надавили на мои, раздвигая их в стороны. Мысли окончательно спутались; ощущения были настолько упоительными, что заполнили все мое сознание.

Потом Данте укрыл нас обоих одеялом. Прижавшись к нему всем телом, я нащупала губами его грудь и одновременно почувствовала, как он поцеловал меня в макушку. Ощущение невероятной расслабленности уступило дорогу сонливости.

Я приоткрыла глаза, повернула голову – и взгляд упал на кисть левой руки. Знак дракона равнодушно взирал на меня с моей собственной кожи. Возникло такое чувство, словно меня окатило волной холодной воды. В сущности ведь ничего не изменилось. Я по-прежнему рабыня и, видимо, останусь ей навсегда. Я по-прежнему принадлежу Данте. Я являюсь его собственностью, как вот эта вот подушка, как армон, как магические камни. Сегодня он просто-напросто взял то, что давно уже было ему положено. И если не делал этого до сих пор, то исключительно из собственной порядочности. Как же это невыносимо – осознавать, что ты – вещь…

Нет, я ни в чем не винила Данте. Я не считала, что он привел меня сюда как рабыню. «Не привел – подсказал противный внутренний голос. – Он не приводил тебя. Он прислал за тобой слугу».

Я закатила глаза, сердясь на этот голос, а следовательно, на себя саму. Но это не помогало не слышать. Я поймала себя на том, что ожесточенно кутаюсь в одеяло.

– Данте. – проговорила я, не поворачивая к нему лица.

– Что?

– Ты не будешь возражать, если я пойду на ночь к себе?

– Не буду. – В его голосе присутствовали нотки разочарования. – Если тебе так лучше, иди.

– Хорошо. Спасибо.

Нет, я не собиралась в очередной раз идти на попятную, разрывая наши отношения. Но мне было важно сохранить за собой хотя бы кусочек самостоятельности. Иллюзию собственной жизни в виде собственной комнаты. Своих покоев, где меня никто не увидит. Где я смогу отгородиться от всех и спокойно все обдумать. Или просто полежать, обхватив руками колени.

Думая об этом и по-прежнему стараясь не встречаться с Данте взглядом, я выскользнула из спальни в гостиную, оделась и подошла к двери. Осторожно ее приоткрыла… и тут же закрыла снова; мимо как раз проходил лакей. Прикусив губу, я подождала несколько секунд, после чего повторила попытку. Лакей быстро удалялся по коридору, но ему навстречу шагала цветочница. Пришлось снова оставить лишь узкую щелку. Да что ж такое? Прямо проходной двор!

– В чем дело?

Я вздрогнула от неожиданности, поскольку голос Данте прозвучал над самым моим ухом. Не заметила, как он подошел.

– Ни в чем, – откликнулась я, чувствуя, как зачастило разволновавшееся сердце. – Просто. Там все время кто-то бродит, – наябедничала я, оборачиваясь.

– И что с того?

Не понимает? Или отказывается понимать?

– Не хочу, чтобы видели, как я отсюда выхожу.

– Почему? Когда ты сюда входила, тебя это не смущало.

– Просто не хочу, чтобы они думали, будто.

– Будто что?

Помогать мне изъясниться Данте явно не планировал. Более того, теперь его голос звучал более жестко, чем вначале.

Я поджала губы и промолчала. Но это его не устроило.