Однако Медведев вскоре понял, что находиться в кресле президента не означает обладать всеми правами, которые были у Путина. Совершенно ясно, что его на этот пост Путин и поставил, и он оставался ему преданным и зависел от доброй воли последнего. В уже неоднократно упомянутом интервью Глеб Павловский говорил, что в 2007–2008 годах Путин решил «расширить консенсус», управляющий созданной им системой, и «модернизировать» ее. Путин решил, что «преемником [в 2008] должен стать кто-то, непохожий на меня. Или нас ожидает стагнация»[488]. Тем не менее он по-прежнему видел себя, и только себя в качестве гаранта функционирования системы[489]. После переезда в кабинет премьер-министра Владимир Путин сохранил за собой многие по-настоящему ключевые полномочия – особенно контроль за соблюдением договора с олигархами и монополию на финансовую информацию.

Как рассказали нам в приватной беседе два бывших кремлевских обитателя, несмотря на то, что Дмитрию Медведеву доверили «ключи» от президентского кабинета и Кремля, ему не позволили «открывать все двери» и «заходить во все комнаты»[490]. Описанная Павловским «запретительная система» была применена к Дмитрию Медведеву так же, как и к большинству других жителей России. Медведев был скорее «смотрителем» места президента, чем «хозяином дома». И то же относилось к другим институтам власти, вроде кабинета премьер-министра, который Путин приспособил к собственным весьма необычным нуждам. Вряд ли любой другой преемник, даже если бы Путин не заглядывал ему через плечо, смог бы сделать на посту президента или премьера то, что Владимир Путин сделал за период с 2000 по 2012 год.

Даже если путинская система управления государством неформальна по сути, есть доказательства, включая его собственные слова, что у Путина имеется единая версия этой системы. Возможно – идеализированная, как кагэбэшный миф о «работе с людьми», но она важна как отражение Владимира Путина. Система начинается с его собственной роли в ней. Господин Путин видит свою задачу по управлению Россией, словно генеральный директор – корпорацией. Эта концепция «генерального директора» позволяет ему разрешить кажущееся противоречие между «работой с людьми» на низшем уровне и управлением целой нацией и огромной страной. Несмотря на его склонность к PR-трюкам вроде «игры в босса» в Пикалеве, Путин не заинтересован в «ручном управлении» российским государственным аппаратом или частным бизнесом и, конечно же, жизнями 140 миллионов граждан страны. Для Путина «гендиректор» – это человек, осуществляющий стратегическое планирование. Его задача – задавать общее направление развития, а после надзирать за выполнением и следить, чтобы все следовали заданному вектору. Ключ для нормальной работы подобной системы – определить минимальный уровень государственного управляющего механизма, который может потребовать внимания создателя системы и наладить управление им. Что же до остального, то по максимуму его надо оставить работать самостоятельно, если только существенно не отклоняется от курса, назначенного «генеральным директором».

Путин регулярно использует метафоры, которые обобщают его представления о том, как система должна работать. Одна из них – государственная машина должна «работать в автоматическом режиме». Другая гласила, что этот механизм должен работать как швейцарские часы. Иначе говоря, все части российского правительства должны функционировать, как шестеренки в прецизионном часовом механизме, так, чтобы господину Путину не приходилось вмешиваться и разбираться с проблемами. Как сказал сам Путин, не должно быть необходимости в том, чтобы он постоянно держал руку на руле государственной машины, не должно быть необходимости в «ручном контроле» или «ручном управлении»[491]. В этом случае закон и его применение играют важную роль в системе. С точки зрения Путина, чтобы создать систему, не требующую вмешательства высших должностных лиц, очень важно заставить закон работать – то есть создать «правовое государство», концепцию которого мы уже рассматривали в этой книге. Правила игры должен определять закон, а повиновение закону означает, что все идет по плану. И первым делом следовало убедиться, что законы не противоречат друг другу.

В «Послании тысячелетия» Путин подчеркивал важность «конституализации» российского государства путем приведения всех законов к одному знаменателю. Он утверждал, что этот процесс обеспечит «конституционную безопасность государства… дееспособность федерального центра и управляемость страной»[492]. С 2000 года Путин сделал контроль за прохождением законодательных актов в Думе и в верхней палате русского парламента – Законодательном собрании – своим приоритетом, так, чтобы это происходило в соответствии с его долговременными задачами. Сильная судебная система также должна была играть заметную роль в государстве. Суды обязаны были помочь систематизировать доставшиеся в наследство от ельцинской эпохи бесчисленные декреты, двусторонние договоры между Москвой и регионами и региональные законотворческие новации. При Путине российские суды получили инструкции отменять региональные законы, противоречащие законам федеральным, а также те законы, что остались с советских времен. Суды также помогали поддерживать порядок в уровнях властных структур и служили своеобразными клапанами «сброса избыточного давления» для низших уровней системы. Например, Путин неоднократно повторял, что претензии по результатам выборов следует рассматривать в суде, а не выносить их на улицы[493]. Для прочих политических разборок и споров хозяйствующих субъектов ситуация была схожая[494].