Любка моя здорово воду ищет. Сосед наш два колодца вырыл — сам искал, — но оба пересыхали в засуху. Потом Любку позвал, чтобы нашла… Третий уже не пересыхал. А еще она знает кучу травок, которые должны рядом расти…

Любка-голубка, верно ты говорила, уйдем на хрен от этих экспериментаторов. Не послушался я тебя — теперь надо терпеть, терпеть и делать, только работа может придать всему этому существованию какой-то смысл.

Раньше мои способности в поиске воды были весьма посредственными, но поскольку нас теперь двое в одном флаконе, я очень рассчитывал на Богдана. Объяснив ему детально, что мы делаем, постарался максимально отстраниться от поверхности сознания, чтоб не сбивать его тонкие настройки своими грубыми мыслями. Обойти три гектара в поисках воды — это не шутка, тут может дня не хватить, но я-то приблизительное место помнил, так что район поисков Богдану максимально сузил. Минут через двадцать Богдан определил место, которое, по его мнению, было самым подозрительным. Сделав зарубку на ближайшем дереве, вырубив и забив в землю кол, на который привязал кусок белой тряпки, пошел к рыболовам доставать из лодки лопату.

— Ей, рыбаки, плывите сюда, дайте лопату: я клад нашел!

Взволнованные рыбаки подгребли к берегу и, завалив меня кучей вопросов, вместе с лопатой полезли на горку. Я прихватил с собой чекан вместо кирки. Принципы поиска воды вербовой рогулькой были им известны. В это время выкопать колодец было, пожалуй, не легче, чем построить хату. Поэтому к рытью колодца подходили основательно: как правило, искали воду люди, опытные в работе с лозой. О том, что так можно клады искать, руду и все остальное, они тоже слышали, но то, что я это умею, их очень удивило. Обычно искали с лозой уже пожилые, умудренные опытом люди. Тут я был согласен: без внутреннего спокойствия, умения успокоить свои мысли и умения СЛУШАТЬ — с лозой делать нечего. Тем не менее заставил их взять в руки рогульку, рассказал общие принципы и отправил гулять в поисках клада. Как и следовало ожидать, возле забитого мной в землю знака у всех рогулька «клевала». Если знаешь, где должно клевать, клюет у всех. Проверено электроникой.

В нашей молодости на советских презервативах было гордо написано: «Проверено электроникой».

Эти незаметные гении рекламы — они сами не знают, как они меняют нашу жизнь. Фраза брала за сердце каждого, кто ее читал, и намертво врезалась в мозг на всю оставшуюся жизнь и даже еще чуть-чуть, становясь синонимом истины, в которой нельзя сомневаться.

Убедившись в том, что тоже умеют искать клады, ребята начали с энтузиазмом копать, не давая мне в руки лопаты. Но, сняв полметра грунта, мы наткнулись на сплошной камень, равнодушно отнесшийся к нашим полным радужных надежд мечтам и встретивший нас холодной и твердой поверхностью. Как это больно и бесчувственно! Ребята недоуменно таращились то на меня, то на камень, не понимая, то ли это обещанный клад, «то ли одно из двух». Выгнав их из ямы и запрыгнув вниз, если можно так сказать — было чуть глубже, чем по колено, — попробовал на ощупь глину возле камня. Она была очень влажной. Яростно я работал топориком и чеканом под сочувствующими взглядами ребят и под осторожные намеки, что, мол, поскольку клада тут нет, не пора ли домой возвращаться. Но я продолжал долбить каждую щель, откалывая кусочки камня, пока наконец из одной не показались капли воды и не начали сочиться наружу.

— Мы, хлопцы, не клад, мы живую воду нашли!

— Почему живую?

— Когда очень пить захочется, а воды не будет, вот тогда поймешь, почему живую, — не очень вежливо ответил Андрею, наблюдая за водой, скапливающейся на дне ямы. — Тут, хлопцы, на этом холме, мы построим крепость, которую ни один ворог взять не сможет. А для этой крепости то, что мы нашли, дороже любого золота. Едем назад — атаману расскажем, что мы видели.

Время близилось к полудню, и мы, почистив часть рыбы, сварили густую уху. Объявив народу, что меня бабка научила варить, отстранил их и сварил классическую двойную уху. Сначала варил плавники, хвосты, головы, лук, специи, затем плавники и хвосты выбросил, головы сложил отдельно, для любителей. В оставшийся кипящий бульон положил на десять минут три чищеные большие рыбки, по одной на брата. Они с трудом поместились в котелке. Выложив каждому по рыбке на лопухи вместо тарелки и поставив по центру котелок, мы принялись хлебать уху, пробовать рыбу, закусывая пирогами и хлебом. Сам я к рыбалке относился прохладно, но один из моих друзей, настоящий фанат этого дела, периодически вытаскивал нас на рыбалку, совмещая ее со страйкболом. Ну а страйкбол — это святое.

С трудом вырвался из пучины воспоминаний, которые накатили высокой волной и накрыли меня с головой, пошел ополоснуть пустой котелок. Погрузившись в лодку, мы вдоль берега, по тихой воде направились в обратный путь.

* * *

Иллар, закончив допрос Фарида и отпустив Остапа домой, задумчиво наблюдал за Мотрей, перевязывающей несколько глубоких ожогов на теле Фарида.

— Вот дивуюся я на вас, мужиков. С виду вроде Бог разума не отобрал. Но сначала скалечат человека железом, а потом ты, Мотря, давай лечи. Уже палишь его огнем — пали до смерти… нет, спалят до половины, а потом за мной кличут. Или вы думаете, у меня работы без вас мало по хуторам да селам ездить каждый божий день? Чай, не девка уже давно, дома охота посидеть.

— Ты, Мотря, не бурчи, тебе монеты не за то платят. У каждого своя забота: у тебя — лечить, у нас — калечить. А раз живой татарин, значит, нужен пока, всем нам нужен, и тебе тоже, так что придержи язык, без тебя голова пухнет.

— Тамарке своей рот затыкай, а я баба вольная, нет надо мной у тебя власти.

— Я вот сейчас нагайкой тебе по заднице перетяну и послушаю, что ты мне потом запоешь, — совсем баба страх потеряла. Или тебе казака неженатого на постой определить, чтобы объездил тебя маленько?

— Напугал бабу толстым хреном. Хуч двоих присылай — посмотрим, сколько у них духу хватит с ведьмой в одной хате жить. Повтикают на следующий день к тебе обратно.

— Ништо, Мотря, есть у меня для тебя один, молодой да ранний. Тот тикать не будет. О нем у нас сейчас с тобой и разговор пойдет. Не догадываешься, о ком спрашивать буду?

— Не глухая пока, тут к кому ни придешь — каждый про тебя и про крестного моего норовит рассказать, какие вы подвиги учинили за месяц последний.

— Какого крестного?

— Богдана нашего. Если я его с того света обратно привела, чуть не надорвалась, то теперь я ему вторая мать буду. Так и выходит, что он крестный мой, хоть не несла я его к кресту.

— Керим, уведи Фарида в сарай и привяжи там, а я Мотрю пока послушаю. Рассказывай все по порядку, что с ним было. Я думал, головой хлопец ударился, с кем не бывает…

— Ударился он, только хлопец от того удара даже памяти не потеряет. Встанет, почешет потылицу — и дальше побежит. А Богдан полдня без памяти лежал, пока я пришла, да и со мной, почитай, до вечера. Уже не надеялась, что помогу, так Надийке и говорила: не вернется Богдан, до утра помрет. Вымолила она у меня, чтоб я еще один раз спробовала, бабкиным наговором. Первый и последний раз то делала, чуть Богу душу не отдала. Бабка, покойница, все меня страхала тот наговор пробовать. Только для мужей можно его делать. Дети и бабы, говорила, ума лишатся. А тут вон как вышло…