Утром, погрузив лодку на лошадей, мы, по короткой тропе проехав Холодный Яр и выехав на чумацкую дорогу, поскакали вверх по течению Днепра. Через пару часов нас встретил Остап с казаками, накормили нас кашей и повели через кручу к берегу. Погрузившись в лодку, оставив Остапу конец каната и договорившись о сигналах, по которым лодку следовало тянуть обратно, мы поплыли на левый берег.

Запрятав лодку в зарослях ивняка и подвесив наши торбы с харчами на ветки приметного дерева на краю маленькой полянки, где мы решили разбить лагерь, взяв с собой оружие, инструменты, мешки и надев маскхалаты, мы вышли из лесу и направились к ближайшим холмам, разыскивая протоптанную разъездами тропу. Выбравшись на нее, Сулим отправил Давида в одну сторону, на ближайший холм, озирать окрестности, нас со Степаном оставил работать, а сам выдвинулся в другую.

Тропа представляла собой узкую дорожку полностью вытоптанной земли, на которой не росла трава, и достаточно широкую полосу, на которой трава росла, но была уложена на землю и примята копытами. Вот на ней, выбрав место, которое мне понравилось, мы приступили к работе. Отсчитал от него пятьдесят шагов по тропинке вниз по течению: на этом месте должен был стоять ориентир. При стрельбе из лука и самострела очень важно знать расстояние до цели и пристреливаться на это расстояние. Особенно если мне нужно попасть только в лицо, как единственное незащищенное место у противника. Разметив по готовой крышке место будущей лежки, мы начали длинными кинжалами срезать кусками дерн, складывая его на крышку. Затем, используя крышку как носилки, отнесли дерн на место будущего ориентира, где аккуратно сложили стопками. Там же оставили крышку для дальнейшей работы. На обнажившейся земле кинжалом нарисовал профиль будущей ямы, отступив от краев по три сантиметра, на будущий кант, под крышку. Лопатами набирали в мешки землю из внутреннего контура, относили ее к крышке, высыпали сверху и тщательно утрамбовывали. Степан ныл, не понимая, зачем таскать землю в мешках на пятьдесят шагов вперед и там высыпать на крышку, если можно крышку принести и лопатами на нее землю сыпать. Не объясняя, что к чему, предупредил, что, если увижу возле ямы, на траве, свежую землю, заставлю всю ложкой собирать и на месте кушать.

Насыпав на крышку и утрамбовав слой около пяти сантиметров толщиной, приступили к самой тонкой части работы. На месте будущего ориентира разметили на траве размеры нашей крышки. Затем аккуратно обкопали со всех сторон. Длинными кинжалами с двух сторон мы подрезали дерн сплошным куском и аккуратно скручивали в рулон. Затем раскрутили его на крышке. Не без мелких разрывов, но нам это удалось. А неправильные разрывы глаз не цепляют — земли без трещин не бывает. Унеся готовую крышку к будущей яме, мы продолжили копать, относить землю в мешках и высыпать ее холмиком на том месте, где мы сняли дерн. Через пару часов необходимая яма была готова. Тщательно замерив толщину крышки, маленькой лопаткой и кинжалом я снял кант по всему периметру. Наступал заключительный этап — укладывание крышки и причесывание травы.

Пропустив под крышкой в двух местах веревку, мы подняли ее и уложили на приготовленное место. Затем Степан приподнимал каждую сторону отдельно, а я освобождал придавленную крышкой траву и придавал ей естественное направление. В конце подравнял траву деревянными граблями, присыпал все собранной на дорожке мелкой пылью и отошел со Степаном к ориентиру, который стилизовал под свежую могилу, обложил прямоугольный холмик насыпанной земли кусками дерна, а с восточной стороны воткнул связанный из двух палок крест. Свежая могила — это был хороший и очень символичный ориентир для моей задумки. Отправив Степана искать выкопанную яму, накрытую крышкой, сам, постелив овчину, с которой не расстаюсь, прилег отдохнуть после трудов праведных. Степан, глянув на меня как на идиота, бодро потопал искать яму, но я недаром уничтожил граблями и пылью все наши следы. Видя, что Степан начинает топтаться по кругу и вновь придется заметать следы, я, довольный проверкой, закричат пугачом, давая знать дозорным, что мы готовы. Подозвал Степана, пытавшегося и дальше искать яму, и нагрузил его инструментом.

— Богдан, а что с ямой, почему я не могу ее найти? Грех было не воспользоваться такой возможностью:

— Я ее заколдовал, теперь никто ее без меня не найдет.

— Брешешь!

— Вот завтра с утра пойдешь занова искать.

Так занимательно беседуя, мы неспешно брели к прибрежному лесу, поджидая Сулима и Давида, спешивших к нам с разных сторон.

Сулим отправил Давида с лодкой обратно к Остапу: все равно нам лодка не нужна, — Степан собирал хворост и тащил на поляну небольшие сухие деревья, а я набивал один из мешков сухими листьями и мелким хворостом. Выйдя на опушку и подвесив мешок, начал пристрелку нового оружия с тридцати шагов, постепенно увеличивая дистанцию. Мела или пепла у меня не было, зато были сухая пыль и вода. Макая кончик стрелы в жидкую грязь, вполне можно было различить отпечаток на мешковине. Подступивший вечер не дал мне сделать больше двадцати выстрелов, но результатами я остался доволен. Снайперский самострел был слабее моего, но длинная стрела и длинный желоб давали высокую кучность и хорошую точность. А при выстреле в лицо доспехов пробивать не нужно.

Пожевав каши, не чувствуя ее вкуса, замотавшись во все доступные шкуры и тулупы, провалился в небытие, из которого меня вырвал мой организм, требующий немедленно возобновить круговорот воды в природе, ибо задержка воды в организме может привести к серьезному давлению на мозги. Прогулявшись, подкинул в костер остатки дров, лязгая громко зубами, вновь замотался с головой, но противный сырой холод проникал в каждую щель, не давая заснуть. Вылез обратно, принялся махать руками и ногами, но понял, что и это не поможет. Пришлось идти в лес и собирать дрова. Постепенно проснулись остальные. Вскипятили воды с какими-то травами, позавтракали, жуя пироги и запивая кипятком из котелка. Кипяток имел вкус ромашки и вчерашней каши. Романтика. Недорого. В нагрузку обожженный язык и пальцы. Я пошел учиться стрелять, а ребята, согревшись пирогами и кипятком, обратно завалились спать. Это настолько травмировало мою тонкую психику, что, пульнув раз двадцать, я убедил себя, что самое главное для спортсмена — не перегореть перед стартом, и завалился спать рядом с ними.

Проснувшись ближе к полудню, мы перекусили пирогами с холодной кипяченой водой, сохранившей свой неповторимый букет ромашки с кашей, и, услышав сигнал с той стороны, замотав ладони холстиной, мы взялись тянуть мокрую веревку. Поставив прибывших казаков на свое место и отдав им холстины, мы побежали. Сулим — на ближайший холм озирать окрестности, я — с заряженным самострелом в яму, а Степан с граблями и дорожной пылью — заметать следы.

Отсчитав в уме ровно пятьдесят шагов от ориентира вдоль тропы, с трудом обнаружил в траве наши бечевки. Подняв крышку и положив в стороне, на дно ямы постелил овчину, положил разобранный самострел и стал на колени, вписавшись в натянутый самострел. Взяв крышку, мы поставили ее мне на согнутую спину, Степан отцентровал, и я начал ее медленно опускать, каждую сторону по очереди, чтоб поправить траву. В конце он должен был, поправив все граблями, высоко подбрасывая пыль, присыпать все это.