— Вот как. — Голос у Клейна был резкий, но глаза блеснули.

— Он пытался вмешаться в мое расследование. Пытался помешать мне разобраться в смерти Симона.

— Смелый поступок. — Клейн задумчиво кивнул. — Смелый, но глупый.

Его слова рассердили Анну.

— Зачем вы храните машину Карла-Ю? — спросила она, кивая на сарай. — Летнюю машину? Он же так ее называл?

Клейн еле заметно вздрогнул.

— Он хотел ее отремонтировать… Я даже помог ему взяться за дело. Но потом он начал. — Клейн кивком указал на верхний этаж Табора.

— Фреску?

— Он просто зациклился на ней. Как проснется, так сразу за кисть. И все ему не нравилось, он ее переделывал до бесконечности. Писал новые слои поверх старых. Я вам так скажу: Карл-Юхан ослеп из-за этой фрески, а не от горя. Будь моя воля, мы бы давно сожгли и Табор, и фреску. Идеи фикс никому на пользу не идут, ни Карлу-Юхану, ни. — Он помолчал. — Ни другим.

Анна не сразу поняла, что Клейн имеет в виду ее.

Уезжая на работу, Анна решила не будить Агнес. Вчерашний день вышел нелегким для них обеих, и отоспаться Агнес полезнее, чем пойти в школу.

Анна понимала, что должна была воспользоваться случаем и рассказать, как все было. Хокан со всей ясностью дал ей это понять своим угрюмым молчанием. И все же она никак не могла заставить себя рассказать правду.

У себя в кабинете Анна некоторое время посидела, глядя на телефон и ожидая звонка полицеймейстера. Конечно, сейчас, когда события вчерашнего дня поблекли, ей казалось, что не следовало вестись на провокации Морелля, не следовало проявлять такую несдержанность. Вот уже второй раз за какие-нибудь несколько дней она позволяет своему характеру навредить ей. Опасно восстанавливать против себя Хенри Морелля и главного прокурора Сантесона, но Анна умудрилась внести в этот список еще и полицеймейстера. Интересно, вчерашней вспышки достаточно, чтобы он ее уволил? Может, и нет. Она в должности совсем недавно, и репутация в полицейских кругах у нее — во всяком случае до статьи в газете — была хорошая. К тому же не стоит недооценивать, что она женщина. Анна решила потягаться с мужчиной, который больше не состоит на полицейской службе и к тому же оспаривал ее авторитет, и, увольняя ее, полицеймейстер рискует сам подставиться под удар. Поэтому он будет ждать более веской причины. Например, подозрений в том, что она имеет отношение к смерти Хокана.

Анна ни секунды не сомневалась насчет того, какая судьба ожидает дело Рюландера. Полицеймейстер — не настоящий полицейский, а кабинетный чиновник, который в жизни не допросил ни одного подозреваемого, не говоря уже о расследовании убийства. Он будет ждать вещей вроде тех, что показывают по телевизору. Орудие убийства, отпечатки пальцев, ДНК. Отслеживание мобильных телефонов, брызги крови и другие улики — все то, чем набиты детективные сериалы. Он ни кроны не поставит из своего любимого бюджета на что-то столь простое и ненаучное, как старая добрая полицейская интуиция. Анна уже представляла себе, что он скажет.

При Рюландере не обнаружили мобильного телефона? Вероятно, он потерял его еще раньше. Или продал, кто его знает? А что касается положения кресла, то, может, Рюландеру нравилось рулить полулежа, не прибегая должным образом к помощи зеркал или педалей. Рана на ноге? С чего вы взяли, что она вообще как-то связана с его смертью?

Худшее во всем этом вымышленном разговоре с полицеймейстером — это что он до некоторой степени справедлив. У Анны до сих пор не было надежных доказательств того, что Рюландера убили. Она не сомневалась, что четверо друзей лгут; она только не знала, как это доказать. И что еще хуже — у нее нет ни следов, ни зацепок.

Зазвонил телефон. Секретарша вежливо представилась и сказала:

— К вам посетитель. Некая Лиза Савич. Вы, видимо, назначили встречу. Хотите, чтобы я ее проводила?

Лиза Савич производила такое же приятное впечатление, как и вчера; они пожали друг другу руки. Она снова была в вязаном джемпере, джинсах и ботинках, но сегодня дополнила свой наряд шарфом, призванным защищать горло от осеннего ветра. После вчерашних волнений Анна совсем забыла про встречу с дочерью Рюландера. Лучше поговорить с Лизой, чем сидеть, не сводя глаз с телефона.

— Я приехала не только из-за папы, — начала Лиза, усаживаясь на стул для посетителей; голос у нее оказался мягкий, акцент выдавал уроженку центральной Швеции. — Мама умерла, когда мне было одиннадцать лет. Я родилась, когда ей было чуть за двадцать, она еще не готова была иметь детей. Может, из-за наркотиков, может, еще из-за чего. В общем, она отдала меня в приемную семью, когда я была совсем маленькой. Мама меня не бросила, — продолжила Лиза, прежде чем Анна успела что-нибудь сказать. — Когда она хорошо себя чувствовала и не сидела на игле, она меня навещала, присылала подарки на день рождения. Она и мои приемные родители поддерживали отношения, после маминой смерти они даже привели в порядок ее квартиру.

Анна подалась вперед; несмотря на все происшествия последних дней, ей хотелось знать продолжение этой истории.

— А папа? — спросила она. Лиза пожала плечами:

— Он приезжал с мамой раз или два, но я была маленькой и ничего не помню. У меня в альбоме есть пара старых фотографий, где мы все втроем сидим в саду. Не слишком счастливая семья, скажем так.

Она грустно улыбнулась, и Анна едва удержалась от ответной улыбки.

— Когда мама умерла, мы с ним перестали общаться. Но пару лет назад я стала размышлять, кто я. Так бывает с детьми, которые выросли у приемных родителей. Мне захотелось больше узнать о маме. Все, о чем она не рассказывала. Какой она была в молодости, о чем мечтала. Почему жила так, как жила. Поэтому я связалась с отцом.

Лиза чуть застенчиво улыбнулась, словно ждала, что Анна что-нибудь скажет, а потом продолжила:

— Он сидел в тюрьме, и я написала ему письмо. Спросила о нем, о маме и как они познакомились. К моему удивлению, он ответил. Не то чтобы подробно ответил, но согласился встретиться. Когда он вышел, мы несколько раз обедали вместе. Он рассказал, что они с мамой из одних мест, в Сконе, познакомились в детском доме. И стали настолько близки, что иногда притворялись братом и сестрой, а не парочкой. За пару лет до моего рождения он сел, потом они разошлись и дальше то сходились, то расходились до самой маминой смерти в 2002 году. Отец сказал, что мама была любовью всей его жизни. Подозреваю — специально для меня сказал.

Молодая женщина неловко улыбнулась.

— После нашей первой встречи папа объявлялся где-то пару раз в год. Почти всегда просил помочь. Дать денег в долг.

— Вы ему помогали?

— Да, когда была возможность, и нет, я не дурочка, я понимала, что не получу назад ни эре. Папа не был святым. Но моя приемная мама всегда говорила, что иногда надо совершать добрые поступки даже ради не очень хороших людей.