— Нет, по-моему, на тебе все еще слишком много одежды, — обратился он к ней. — Прошу тебя, разденься. Разденься, я так хочу еще раз посмотреть на тебя… Просто посмотреть…

Голос его был сейчас таким же, как и руки, — медленным, но настойчивым, и каждое слово ласкало ее, словно прикосновение.

— Что, еще одно «впервые»? — спросил Кейн, Шелли кивнула.

Он покрыл ее тонкие губы легкими поцелуями — ладони его все еще придерживали ее бедра и ягодицы. И во всех его прикосновениях Шелли чувствовала сейчас страстное возбуждение, сильное физическое желание, которое, однако, уже нисколько ее не пугало.

— Пожалуйста, прошу же тебя, — повторил он свою просьбу настойчивым шепотом. — Я мечтаю увидеть, какая ты, когда на тебе нет ничего, кроме этого серебристого лунного света…

Шелли почувствовала, как дрожат ее руки от сильного желания и одновременно от удивительной робости, стыдливости, овладевшей ею. Она неловко взялась за перламутровую пуговицу своей теперь уже совершенно мокрой хлопковой блузки, пытаясь ее расстегнуть. Но пуговица нисколько ее не слушалась, все время выскальзывая из влажных, скользких пальцев. Наконец каким-то чудом ей удалось все-таки справиться с первой пуговицей. Однако со второй было значительно сложнее — она была уже под водой!

— Знаешь, не слишком-то хорошо у меня все это получается, — жалобно призналась Шелли.

— Что, помочь? — предложил он.

И, отойдя на несколько шагов назад, он оказался в более мелком месте бассейна, одновременно увлекая за собой Шелли, которую держал на руках. Таким образом, злосчастная пуговица оказалась над поверхностью воды.

Сосредоточенно нахмурившись, Шелли изо всех сил сражалась с пуговицей. Кейн неотрывно следил за движениями ее тонких, длинных пальцев. Наконец он понял, что сдерживать себя больше не в силах, и, чуть нагнувшись вперед, стал покрывать ее руки жаркими поцелуями — нежные, теплые ладони, пальцы… Кончиком языка он мягко провел по каждому ее пальчику.

Шелли почувствовала, как все ее тело тает от легких, нежных и страстных прикосновений горячего языка Кейна. Она затаила дыхание. Чувствуя, как кружится голова, она одной рукой пыталась все же расстегнуть непослушную пуговицу, в то время как другую ее руку целовал и легонько покусывал Кейн.

Вот зубы его осторожно пощекотали, покусывая, ее ладонь рядом с большим пальцем. По всему телу Шелли прошла огненная дрожь…

— Послушай, если ты будешь продолжать в том же духе, — обратилась она к Кейну, — я буду раздеваться здесь несколько часов. И так и не справлюсь с этой проклятущей пуговицей…

— Но это не страшно, — ответил он ей усмехаясь. — Ведь впереди у нас вся ночь. В буквальном смысле вся ночь.

В его глубоком голосе она услышала какое-то странное, почти напряженное спокойствие, но вместе с тем и уверенность. Приподнимая голову Щелли, Кейн посмотрел ей прямо в глаза. Медленно, осторожно ласкал он ее гладкие бедра. Проведя кончиками пальцев по ее ягодицам, Кейн осторожно коснулся впадинки между ними, а потом легонько дотронулся до нежнейшей, невероятно горячей женской плоти, задерживаясь там всего на какое-то мгновение…

Шелли не могла сдержать сладостных стонов, рвущихся из самой глубины ее существа, чувствуя, как осторожно дотрагивается Кейн до чувствительнейших складочек ее тела. Глаза ее потемнели от возбуждения и сильного желания, ярко сияя отраженным в них лунным светом. Хотя вся она сейчас дрожала, ни о каком холоде, разумеется, здесь не могло быть и речи. Наоборот, она буквально сгорала от страсти!

— Разденься же, ну пожалуйста, разденься для меня, — снова услышала она его шепот.

Длинные, сильные пальцы Кейна ласкали ее, тихонько пощипывая ягодицы, бедра… А удивительные его глаза смотрели на нее с немой мольбой, обещая несказанные, невыразимые удовольствия.

Шелли забыла о всяком смущении и робости. Она быстро расстегнула несколько пуговиц на намокшей блузке.

Кейн увидел, как быстро ей это удалось, и посмотрел на нее с откровенным, нисколько не скрываемым голодом. Глаза его были сейчас наполовину закрыты — полные такого же чувственного ожидания, как и его удивительные, . прекрасные губы. Ждущие, обещающие глаза…

Нет, Шелли не знала точно, чего же он так ждет. Да это было для нее уже и не важно. Главное — это подарить ему все, что он захочет, и в то же время получить от него то, что сама она жаждала все сильнее c каждым ударом своего сердца.

Но вот наконец Шелли справилась и с последнее пуговицей. Она увидела, как свободно развеваются в воде края ее расстегнутой блузки. Кейн покрыл поцелуями ее ключицы, шею, нежный изгиб плеча… Лаская ее, он продолжал отступать все дальше и дальше назад, все ближе подходя к мелкому концу бассейна.

И с каждым его шагом все большая часть тела Шелли оказывалась над поверхностью воды. Кейн целовал каждый новый участочек ее кожи, едва показывавшийся над водой. Он остановился только тогда, когда вода стала доходить ей до груди, оставляя полуоткрытыми нежные темноватые соски, дразнящие его и зовущие…

Зубами он схватил кружево ее лифчика и потянул его на себя. Один раз, потом другой…

— Ну вот, осталась самая малость, — прошептал он. И, подняв голову, посмотрел ей в лицо, нежно улыбаясь — ожидая, прося, чтобы она сняла и это легкое кружево.

Старые страхи, обиды, унижения вдруг нахлынули на Шелли — унижения и сомнения в себе самой как в полноценной женщине! Лифчик сейчас был последним предметом одежды, остававшимся на ней, служа одновременно и какой-то защитой от непредсказуемости и страха…

А теперь Кейн, молча глядя на нее, просил, чтобы она сняла и его!

Причем просил не словами, на которые она могла бы хоть как-то возразить, — нет, просил взглядом, так, как только может влюбленный мужчина просить женщину отдаться и поверить ему.

«Да перестань же ты в конце концов быть такой трусихой! — разозлилась Шелли сама на себя. — Ты ведь прекрасно знаешь, что Кейн согласится скорее умереть, чем хоть как-то обидеть или унизить тебя! Ведь он уже всю, всю до последней складочки, тебя видел — и разве смеялся над тобой?»

И все же ей было трудно преодолеть сейчас свои страхи и обиды — почти так же трудно, как тогда, на пляже, когда он впервые увидел ее грудь.

«Оказывается, боль, обида и унижение и вправду очень сильные и могущественные учителя», — с болью н тоской подумала Шелли. Горькие уроки прошлого сейчас оказывались сильнее голоса рассудка и чувств, они почти подчиняли себе все ее эмоции и каждое движение тела.

Снова вдруг ставшие такими неловкими, ее пальцы коснулись застежки посередине груди. В конце концов ей удалось расстегнуть ее. Однако кружевные чашечки лифчика, оставаясь наполовину в воде, прилипли к ее грудям и держались на них так, как если бы она и вовсе не расстегивала лифчик.

Кейн все еще неотрывно смотрел в ее глаза — и взгляд его был полон ожидания…

И тогда Шелли поняла, что сейчас ей предстоит снять это тонкое намокшее кружево, тем самым отдавая себя Кейну полностью, не оставляя больше никакой возможности для себя хоть за чем-нибудь укрыться.