Однако впоследствии, уже в двоеверный период, в древнерусской традиции мы видим ответ на эти вопросы. В одном из отечественных вариантов апокрифической «Беседы трех святителей» говорится, что Саваоф «изъ уст своих Дух свой святой испусти о голубине образ. И рече Господь: буди небо хрустальное на столпех железных,… и ветр издуну из недр своих,… а молния слово Господне из уст Божиих исходит…»[648]. О весьма раннем появлении подобного представления свидетельствует соответствующее изображение на рельефе Дмитриевского собора во Владимире, построенного в 1194-1197 гг. (рис. 23). Поскольку в Библии данной подробности нет, логично предположить, что она появилась благодаря народным представлениям, которые, как показывает хорезмийский сосуд, восходят ко временам индоевропейской общности. Понятно, что голубь как образ Святого Духа обусловлен христианской традицией и мог заместить другую птицу, почитавшуюся в языческую эпоху. Показательно, что во втором списке апокрифа говорится, что помимо Святого Духа из уст Саваофа также исходят ветер и молния, а два этих явления, как было показано выше, связаны именно с Рарогом. Ведийские гимны неясно говорят о происхождении Индры, но из них следует, что, «разъединяя небо и землю и укрепляя их порознь, он идентифицируется с космическим столпом, т. е. центром вселенной. В роли оси мироздания он выступает только в момент творения. Это подтверждается более поздним новогодним ритуалом, когда на короткое время в честь Индры водружали столб»[649]. Таким образом, индийский аналог Веретрагны мыслился создателями вед как божество, совершившее важнейшее космогоническое деяние, без которого было бы невозможно существование нашего мира. С другой стороны, в зоне новгородской колонизации на Русском Севере «соколом» называли первую хребтовую стропилу дома[650], являвшегося микрокосмосом для архаичного сознания. В пользу этого говорят и рассмотренные выше поверья о рождении Рарога из яйца, которое, как отмечал А. К. Байбурин, связано с комплексом представлений о мировом яйце, т. е. опять-таки отсылает нас к космогонической сфере[651]. Явно космогонична и роль сокола на вершине мирового древа. Если предложенная гипотеза верна, то первоначально Рарог в славянском язычестве являлся наиболее чистым проявленим огненной сути прабожества, творцом вселенной и верховной власти.

Рис. 23. Саваоф испускает Святой Дух в виде голубя при крещении Иисуса Христа. Рельеф Дмитриевского собора во Владимире, 1195-1196 гг. Фото автора

В связи с этим следует упомянуть бронзовый наконечник пояса (рис. 24). К сожалению, он был обнаружен не в ходе археологических раскопок и находится не в музее, а в частном собрании черниговского коллекционера А. Кайдуна, что неизбежно ставит вопрос о его подлинности. Его фотографию А. Кайдун отправил А. Ю. Чернову, который датировал данную находку концом IX – серединой X в. и привел ее в своей статье. Вся композиция разделена на три части, в верхней изображен сокол, отделенный от среднего яруса П-образным жемчужным орнаментом. Как отметил А. Ю. Чернов, графика крыльев сокола предвосхищает классическую графику геральдического трезубца Владимира Красное Солнышко. В центре поясного наконечника изображено мировое древо, причем на его стволе изображена стрела, как будто это одновременно и бьющая сверху молния, расщепляющая ствол надвое. Нижний ярус отведен под корни мирового древа[652]. Безусловно, чтобы уверенно использовать это изображение как исторический источник, необходима научная экспертиза данной находки. В том случае, если заключение будет положительным, перед нами исключительно важная иллюстрация к славянской мифологии. Она не только подтверждает, что образ сокола на мировом древе существовал в Древней Руси уже во времена Вещего Олега и Игоря, но и указывает на еще ряд важных его аспектов. Во-первых, жемчужный орнамент как бы подчеркивает потусторонность образа сокола по отношению к материальному миру, которое символизирует собой древо. Во-вторых, поскольку на древе изображена стрела, соответствующая, по всей видимости, бьющей сверху молнии, перед нами не простой, а огненный сокол, т. е. Рарог. В-третьих, он раскалывает мировое древо надвое, что недвусмысленно указывает на его космогоническю роль. Если предположить, что перед нами современная фальсификация, то ее автор вполне мог знать об образе сокола на вершине дерева, однако весьма маловероятно, чтобы он использовал перечисленные выше три мотива, которые не имеют аналогов в других памятниках древнерусского искусства. Данное обстоятельство косвенно свидетельствует в пользу подлинности поясного наконечника, хоть, подчеркну еще раз, необходима его экспертиза. Следует также отметить, что достаточно похожее изображение сокола встречается на ременном наконечнике исследованного археологами древнерусского городища Супруты, уничтоженного в первой половине X в.[653], что подтверждает датировку А. Ю. Чернова.

Рис. 24. Приведенное в статье А. Ю. Чернова изображение бронзового наконечника пояса, конец IX – середина X в. (?). Источник: Чернов А. Ю. Другие птички // http: //chernov-trezin.narod.ru/GerbRurika.htm (приношу свою благодарность А. Ю. Чернову, любезно разрешившему воспроизвести данную фотографию)

Все приведенные выше соображения позволяют предположить, что Рарог был не просто огненным духом или даже мистической сущностью земной власти, подателем богатства и победы, а носителем божественного статуса. Выше уже приводилось его восприятие словаками как «властелина злых духов». Известна и польская песня, в которой говорилось о псах-мазурах, которые шли на Куявы, увидели рарога и подумали, что это бог (Oj zo-ba-czy-by raroga, da i mysla-ty ie Bo-ga)[654]. Об исключительно высоком мифологическом статусе сокола на Руси в двоеверную эпоху свидетельствует и «Слово о полку Игореве». Рюриковичи там постоянно именуются соколами, но при этом одно место поэмы дает основание заключить, что ее создатель имел в виду не обычных соколов. В одном месте он заменяет сокола другим необычным названием: «Инъгварь и Всеволодъ, и вси три Мстиславичи, не худа гнѣзда шестокрилци!»[655] Часть исследователей полагает, что здесь речь идет о том, что у трех соколов в сумме шесть крыльев или об особенностях анатомического строения крыла этой птицы. Однако само это слово в средневековой Руси, да и во всем христианском мире имело другой, весьма определенный контекст. Шестью крылами наделялись серафимы – высший ангельский чин, наиболее приближенный к Богу. В Библии, в Книге пророка Исаии, содержится следующее описание этих мифических существ: «Вокруг Него стояли Серафимы; у каждого из них по шести крыл: двумя закрывал каждый лице свое, и двумя закрывал ноги свои, и двумя летал» (Ис., 6: 2). Само их обозначение пришло в христианство из древнееврейского языка, в котором слово «сараф» означало «пылающий, огненный»; «змей, летающий змей, змееподобная молния»; «летающий дракон или грифон»[656]. В новогреческом и, вероятно, южнославянских языках слова «шестокрил, шестокрильц» обозначали библейского серафима, быстрого сокола и удалого витязя. Памятники древнерусской литературы показывают, что интересующее нас понятие относилось только к библейскому образу: «Действительно, в “Материалах” Срезневского мы найдем начиная с XI в. целый ряд примером на слова: “шестокрилатый, шестокрильный, шестокрилъ, шестокрилство”, которые все применяются лишь к серафимам. Особенно значительно, что в Изборнике Святослава 1076 г. находится и существительное “шестокрильць”. Все эти примеры взяты из церковных книг: но легко можно допустить, что в просторечии “шестокрылыми” называли и хищных птиц, и витязей»[657]. Поскольку «Слово о полку Игореве» создавалось в «двоеверную» эпоху, нет ничего невозможного в том, что слово «шестокрыл» было использовано в его тексте в соответствии со своим наиболее распространенным в тот период значением. Если это так, то данный фрагмент говорит о том, что, отождествляя Рюриковичей с соколами, его автор имел в виду не обычных птиц, а огненное мифическое существо, более всех приближенное к Богу.