Стоит обратиться к этим событиям, нашедшим отражение в книге дочери генерала М.В. Алексеева госпожи В.М. Алексеевой-Борель: «К началу весны 1916 года немцы возобновили и усилили свои атаки на Верден, и в данном случае Франция вновь обращается за помощью России. Маршал Жоффр обращается к генералу Алексееву с письмом, датированным 3 марта 1916 г., в котором просит “произвести на противника сильное давление с целью не дать ему возможности увести с русского фронта какие-либо силы”.

Россия не могла допустить разгрома Франции, так как одна не справилась бы с сильной, прекрасно вооруженной немецкой армией. Ситуация, как тогда говорили, заставляла в своих же интересах поддерживать союзников. Но время для данной поддержки было неблагоприятное – первое: март месяц, начало таяния снегов в России, весенняя распутица; второе: армия после лета 1915 года – тяжелых боев и отступления – хотя уже пополненная и отдохнувшая, но пополненная плохо обученными солдатами из запасных батальонов, так как в таковых не хватало винтовок, забранных на фронт. Люди обучались фактически в полках, тут же на фронте. Не хватало и офицеров. Однако по повелению Государя Императора отцом было предпринято наступление в районе Двинска и озера Нарочь с намерением прорыва немецких позиций в направлении на Ровно… Наступление началось 18-го марта и сперва успешно развивалось, так что по свидетельству Люндорфа, “с 18-го по 21 марта положение германской 10-й армии было критическим. Русские обладали огромным численным превосходством. Но к концу марта русские атаки истощились. Как тогда говорили, “они утонули в болоте и крови”.

Потери были большие, для нас это наступление не дало реальных результатов, но приостановили немецкие атаки на Верден.

Об этих днях отец 21-го марта пишет матери: “Снова пришлось пережить тяжелое время и новый период несбывшихся ожиданий. Много было сделано в смысле подготовки: собраны большие силы, достаточные материальные средства при той бедности, из которой мы все еще не можем выбраться. И все это разбилось не о стойкость и искусство врага, а об наше невежество, неумение и большое легкомыслие, проявленное и большими, и малыми. Войска дали порыв, храбрость, начальники заплатили за это неспособностью использовать качество войск. В результате мне не сделали того, что должны были выполнить, на что имели право рассчитывать. Потери, конечно, неизбежны, но хорошо, когда потери эти окупаются. Потери напрасные подрывают веру. Подрывают они веру и у меня в возможность при таком невежестве вести успешно дело, ведь с этим бороться трудно. Не хотят учиться ни своим, ни чужим опытом, невзирая на его обилие и поучительность. Тяжело, обидно и как-то безнадежно.

…Все это вместе взятое создает в моей духовной жизни, в моих мыслях нерадостное настроение. Бумагою заваливают, но какое-то сознание, что наша русская жизнь топит дело в действительности”». (Алексеева-Борель В.М. Сорок лет в рядах русской императорской армии: Генерал М.В. Алексеев. СПб., 2000. С. 420–421.)

Начальник Морского управления штаба Царской Ставки в Могилеве капитан 1-го ранга А.Д. Бубнов писал в воспоминаниях: «В феврале 1916 г. немцы предприняли решительную наступательную операцию в районе Вердена. Так положение на французском фронте стало тотчас же критическим и продолжало ухудшаться с каждым днем, мы вынуждены были для отвлечения немецких сил предпринять крупную наступательную операцию на Северо-Западном фронте в районе озера Нарочь в марте, в самую весеннюю распутицу. Северо-Западный фронт был выбран потому, что находился ближе всего к источникам пополнения боевыми запасами, каковые к моменту начала этой операции далеко еще не были восстановлены после нашего отступления в 1915 г.

Операция значительно облегчила положение у Вердена, где немцам, несмотря на их невероятную настойчивость, прорыв не удался и где они понесли громадные потери. Но и нам операция у озера Нарочь, по выражению Людендорфа, “захлебнулась в грязи и крови”, стоила также немало жертв». (Бубнов А.Д. В Царской Ставке. М., 2002. С. 99.)

Одновременно с военными действиями происходили события по дальнейшему формированию состава кабинета министров царского правительства. Протопресвитер военного и морского духовенства Г.И. Шавельский по этому поводу позднее отмечал в воспоминаниях: «Избранный вел. князем Николаем Николаевичем и приветствовавшийся им венный министр А.А. Поливанов 15-го марта был заменен ген. Дмитрием Савельевичем Шуваевым, пред тем состоявшим в должности главного интенданта.

Скромный, честный, аккуратный и бережливый, старик Шуваев был прекрасным военным экономом и совершенно не годился для поста военного министра. Он был слишком прост и сер для этого. По своему внешнему виду, манере говорить и вообще по всему своему складу он, по тогдашней шутке, более годился в каптенармусы, чем в военные министры.

Поливанова убрали, как “левого”; Шуваева назначили, как “правого”. За последним, кроме того, значились два плюса: безукоризненная служба, в должности главного интенданта и благоволение к нему, несмотря на его правизну, Государственной Думы. Государь тоже очень благосклонно относился к Шуваеву». (Шавельский Г.И. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота. Т. 2. М., 1996. С. 53)

Продолжалось следствие и по попавшему в опалу военному министру В.А. Сухомлинову. Жандармский генерал-майор А.И. Спиридович по этому поводу делился воспоминаниями: «12 марта состоялось Высочайшее утверждение заключения 1-го департамента Государственного совета о назначении судебного следствия над генералом Сухомлиновым. В таком исходе дела большую роль сыграл Поливанов. В угоду общественности он старался уничтожить своего старого врага». (Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция. Воспоминания. Минск, 2004. С. 304.)

Французский посол в России Морис Палеолог записал в дневнике:

«Суббота, 18 марта (по новому стилю. – В.Х.).

Верховная комиссия, назначенная императором для расследования дела генерала Сухомлинова по упущениям в военном ведомстве, закончила свою работу и признала дело бывшего министра подлежащим передаче на рассмотрение военного суда.

Император утвердил это решение. Отныне генерал Сухомлинов исключен из числа членов Государственного Совета». (Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М., 1991. С. 80.)

Генерал П.Г. Курлов (1860–1923), исполнявший в то время обязанности по гражданскому управлению Прибалтийскими губерниями, относительно ареста бывшего военного министра В.А. Сухомлинова критически отмечал в воспоминаниях: «Как бы сердечно я ни разделял страданий В.А. Сухомлинова, на первом плане у меня стоит неизгладимый вред, который принесло это дело не только престижу власти, но и авторитету самого Государя Императора. Это средство политической борьбы было, пожалуй, более опасно для Российской Императорской династии, чем легенда о Распутине.

Этот мой взгляд совпадает с мнением лорда Грея. При посещении Лондона делегацией Государственной Думы в 1916 году он в разговоре с главой делегации, бывшим в то время товарищем председателя Государственной Думы А.Д. Протопоповым, о деле генерал-адъютанта Сухомлинова сказал: “Ну и храброе у вас правительство, раз оно решается во время войны судить за измену военного министра”». (Курлов П.Г. Гибель Императорской России. М., 1992. С. 200.)