андреевские флаги, покачав крыльями под радостные крики солдат, улетели куда-то на север. Дорошев, как и все образованные люди увлекающийся авиацией и перед войной писавший рапорт о переводе в воздухоплавательный отряд, с грустью вздохнул. То, что он только что видел в воздухе так отличалось от привычных аэропланов, как крестьянская телега от дорого германского авто.

Вот теперь, после такой демонстрации мощи, настроение у всех резко поднялось. И даже попытка германской пехоты при какой-то жалкой поддержке, выжившей после ночного разгрома артиллерии, показалась несерьезной — постреляв и оставив в поле человек двадцать убитыми немцы отступили.

Сержант Новожилов, которого теперь в окопах встречали радостными возгласами, как раз находился в окопе, примостив на спине вещевой мешок, из которого выглядывал длинный штырь антенны переносного радиотелеграфного аппарата, с помощью которого, как оказалось, он мог в любой момент связаться и с артиллерией, и с боевыми аэропланами и запросить помощь.

Но, как оказалось, попытка германцев атаковать, была всего лишь разведкой боем и вот теперь началось настоящее наступление.

Треск винтовочных выстрелов и стрекот пулеметов с флангов наполнили русские укрепления, появились первые раненные и звук боя дополнился стонами и криками.

За спиной почти беспрерывно захлопали «трехдюймовки» и перед идущей в несколько рядов немецкой пехотой начали вспухать белые облачка вышибных зарядов шрапнели.

Падающие десятками на землю солдаты не смутили германское командование и немцы с открытыми ртами, что-то бешено крича, перешли на бег и ринулись к русским укреплениями и было их очень уж много.

Пулеметы захлебывались и замолкали один за другим, солдаты Дорошева, яростно передергивая затворы винтовок, стреляли с максимальной скоростью, прекрасно понимая, что стоит на кону. Но все новые и новые колонны германской пехоты выходили на поле и присоединялись к бегу.

Новоросс, наблюдая за этой картиной, что-то уже буквально кричал в небольшую коробочку с кнопкой, прикрепленной свернутым пружинкой проводом к переносному радиотелеграфу у него за спиной и тыкая пальцем в свою необычную книгу.

Несколько мгновений и среди бегущих немцев начали вставать исполинский земляные столбы взрывов тяжелых гаубичных снарядов явно корпусной артиллерии, но и это не останавливало немцев, которые уже наверно перешли ту грань, отличающую живого от мертвого и без разбора, по трупам своих же соратников как тараканы лезли вперед, постепенно теряя все человеческое. И к ним все так же присоединялись все новые и новы цепи пехоты, и казалось, что этот поток будет бесконечным.

Новоросс, явно не теряя самообладания, продолжал смотреть на все это, продолжал что-то докладывать своему руководству. Прошло несколько томительных, наполненных взрывами, криками и трескотней винтовок, минут и над полем снова раздался рев четверки аэропланов пришельцев, которые прямо сходу открыли плотный огонь из автоматических пушек и пулеметов, пройдя так два раза, выкашивая целые просеки, но и этого оказалось было недостаточно. Аэропланы сделав круг, резко отвернули в сторону и стали набирать высоту, как-бы освобождая место чему-то более серьезному и смертоносному и догадка капитана немедленно подтвердилась.

Над полем, на высоте чуть больше полукилометра, появился аэроплан, размером чуть побольше и уже двухмоторный, но такой же обтекаемый и прекрасный в своем совершенстве, как и все остальные летающие машины пришельцев, и что-то сбросил. Стоящий невдалеке новоросс во все горло заорал:

— Прячься! «ОБДАБ» летит!

И побежал вдоль окопа, хватая за воротники солдат и скидывая их с бруствера. Дорошев быстро понял, что сбросили что-то мощное и смертоносное и стал делать то же самое, хватать за воротники и скидывать с бруствера стреляющих солдат, краем глаза наблюдая за падающим снарядом.

Предмет, по форме чем-то напоминающий каплю, устремился к земле, но недалеко от поверхности у него открылся маленький парашют, и падение превратилось в быстрое планирование. Но и в таком виде авиационный снаряд преодолел за несколько мгновений расстояние до земли.

Яркая вспышка и практически в центре людской массы атакующих немцев на мгновение вспыхивает огромный огненный шар, сильнейший грохот и мощная плотная ударная волна, поднявшая пыль, даже на таком расстоянии скинула солдат в окопы.

Дорошев, ноги которого сами подогнулись и сидел на дне окопа и тряс головой пытаясь хоть как-то прийти в себя, хотя на ум ему пришла парадоксальная мысль, а что там с германцами, попавшими в самый центр взрыва. Поднявшись на ноги и выглянув из-за бруствера, он ошарашенно смотрел как над полем поднимается огромный огненный гриб.

Капитан повернул голову, почувствовав движение рядом и с удивление увидел стоящего рядом новоросса, который радостно скалился и от избытка чувств закричал во всю глотку:

— Вот вам, козлы! Знай наших!

Прошло несколько мгновений и опять раздался грохот и такой же огромный гриб поднимался уже чуть дальше от линии окопов, где, по идее должны были концентрироваться части второго эшелона, вводимые при прорыве обороны.

Новоросс что-то придумав, скинул рюкзак со своим грузом почти прямо на руки подбежавшему к нему охраннику и закричал Дорошеву прямо в ухо.

— Круто пожгли тевтонов! Капитан, пока «фрицы» не очухались, давай поднимай людей в штыковую атаку, бегом! Сейчас им, сукам, и за концлагеря, и за Танненберг вломим! Вперед!

И выхватив из одного из подсумков нож, начал его в качестве штыка крепить на ствол своего карабина.

Дорошев несколько мгновений смотрел, как новоросс взбирается на бруствер, сам полез за ним, схватив винтовку убитого солдата, с примкнутым штыком, крикнув, «Вперед! В атаку!», побежал за пятнистым пришельцем, который видимо сам, почувствовал кураж и бесстрашно бежал навстречу врагу.

Прошло несколько мгновений, и капитан услышал рядом топот солдатских сапог, повернув голову, увидел, как на всем протяжении русских окопов выскакивают солдаты и офицеры, и с яростным криком бегут в штыковую атаку.

Оглушенные и деморализованные немцы, кто хоть как-то был в состоянии, поднимали руки, но большинство врагов озверевшие солдаты походя перекололи штыками и ворвались на позицию германцев, где сцепились с последним резервом, который частично пострадал от авиационного удара.

Драка была яростная. Мельком капитан видел, как два дюжих охранника-кавалериста просто тащат на себе новоросса, который упирается и пытается снова броситься в бой, но что было дальше, он помнил плохо. Рев, удары прикладом, блоки, уколы, короткие, длинные, с проворотом, выворачивая кишки, и снова удары…

Дорошев пришел в себя сидящим на станине, лежащей на боку германской гаубицы. Рядом лежала окровавленная винтовка, а сам он пытался дрожащими руками как-то раскурить помятую папиросу.

Рядом стоял полковник Христиани, без фуражки, прижимая какую-то тряпку к окровавленной голове, но к его чести, он не терял силы воли и уверенным голосом кричал и раздавал команды.

Солдаты, быстро отошли от горячки боя и уже