Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он добавил, что, как выяснили эти маги, каждое живое существо во Вселенной прикреплено к темному морю осознания круглым светящимся пятном, которое заметно, когда эти существа воспринимаются как энергия. Дон Хуан сказал, что в этом световом пятне, которое маги Древней Мексики назвали точкой сборки, с помощью загадочного аспекта темного моря осознания собирается восприятие.
Дон Хуан заявил, что в точке сборки человека сходятся и проходят через нее в форме светящихся нитей мириады энергетических полей со всей Вселенной. Эти энергетические поля преобразуются в чувственное восприятие, а сенсорные данные затем интерпретируются и воспринимаются как известный нам мир.
Кроме того, дон Хуан объяснил, что именно темное море осознания превращает светящиеся нити в воспринимаемую информацию. Маги видят это превращение и называют его свечением осознания — это сияние, которое распространяется как гало вокруг точки сборки. Тут он предупредил меня, что сейчас скажет то, что, по мнению магов, важнее всего для понимания масштабов перепросмотра.
Необычным образом подчеркивая свои слова, он сказал, что то, что мы называем чувствами, — не что иное, как разные степени осознания. Он настаивал на том, что если мы согласны, что наши чувства — это темное море осознания, то нам нужно признать, что и интерпретация, которую чувства создают из сенсорных данных, — тоже темное море осознания. Он подробно объяснил, что наше отношение к окружающему миру есть результат человеческой системы интерпретаций, которой оснащен каждый человек. Он также сказал, что каждому живому организму нужно иметь систему интерпретаций, которая позволяет ему функционировать в окружающей обстановке.
— Маги, которые появились после апокалипсических потрясений, о которых я тебе рассказывал, — продолжал он, — увидели, что в момент смерти темное море осознания как бы всасывает через точку сборки осознание живых существ. Они также увидели, что темное море осознания на мгновение, так сказать, колеблется, когда встречается с магами, которые выполнили перепросмотр своей жизни. Еще не зная об этом, некоторые из них сделали это настолько тщательно, что море осознания взяло их осознание в форме их жизненных переживаний, но не коснулось их жизненной силы. Маги обнаружили колоссальную истину о силах Вселенной: темному морю осознания нужны только наши жизненные переживания, а не наша жизненная сила.
Предпосылки объяснений дона Хуна оставались для меня непостижимыми. Хотя, возможно, точнее будет сказать, что я смутно и вместе с тем глубоко осознавал, насколько они функциональны.
— Маги верят, — продолжал дон Хуан, — что по мере перепросмотра нашей жизни весь мусор, как я уже говорил, всплывает на поверхность. Мы осознаем свои противоречия, свои повторения, но что-то в нас при этом оказывает огромное сопротивление перепросмотру. Маги говорят, что дорога свободна только после колоссального потрясения; после появления на экране воспоминания о событии, которое сотрясает наши основы ужасающей отчетливостью деталей. Это событие поистине тащит нас к тому самому моменту, когда мы его пережили. Маги называют это событие пропуском, ибо после него каждое событие, к которому мы прикасаемся, переживается заново, а не просто вспоминается.
— Ходьба всегда была чем-то таким, что ускоряет вспоминание, — продолжал дон Хуан. — Маги Древней Мексики считали, что мы храним все, что пережили, в виде ощущений на задней стороне ног. Они считали задние стороны ног складом личной истории человека. Так что давай сейчас пройдемся по холмам.
Мы ходили, пока не стало почти темно.
— Я думаю, что заставил тебя ходить достаточно долго, — сказал дон Хуан, когда мы вернулись в дом, — чтобы ты приготовился начать этот маневр магов по обнаружению пропуска. Это некое событие твоей жизни, которое ты вспомнишь с такой отчетливостью, что оно послужит прожектором для освещения всего остального в твоем перепросмотре с такой же или сравнимой отчетливостью. Сделай то, что маги называют перепросмотром частей головоломки. Что-то приведет тебя к вспоминанию события, которое послужит тебе пропуском.
Он оставил меня одного, дав одно последнее предупреждение.
— Попади точно в цель, — сказал он. — Сделай все, что в твоих силах.
Какое-то мгновение я был очень спокоен — наверное, из-за тишины вокруг. Затем я испытал вибрацию, нечто вроде толчка в груди. Мне было трудно дышать, но вдруг в моей груди раскрылось что-то, позволившее мне глубоко вдохнуть, и в мою память ворвалась, как будто ее держали взаперти и вдруг освободили, вся панорама забытого события из моего детства.
* * *
Мне было тогда почти девять лет, и я находился в кабинете моего дедушки, где у него стоял бильярдный стол. Мы с ним играли в бильярд. Мой дед был очень искусным игроком. Из-за своей увлеченности он учил меня всем известным ему комбинациям, пока я не овладел ими настолько, что стал для него серьезным соперником. Мы проводили бесконечные часы, играя в бильярд. Я достиг такого мастерства, что однажды даже выиграл у него. С этого дня он больше не мог выигрывать. Много раз я специально проигрывал, просто из хорошего отношения к нему, но он знал это и страшно злился на меня. Однажды он так расстроился, что ударил меня кием по макушке.
К досаде и восторгу моего дедушки, я к девяти годам мог выполнять карамболь за карамболем, не останавливаясь. Играя со мной, он настолько расстраивался и раздражался, что однажды бросил свой кий и сказал, чтобы я играл сам. Благодаря своей увлекающейся натуре я смог соревноваться сам с собой и прорабатывать одну и ту же комбинацию снова и снова, пока не овладевал ею в совершенстве.
Однажды в гости к моему дедушке пришел владелец бильярдного зала, человек, прославившийся в городе своими подвигами в азартных играх. Они разговаривали и играли на бильярде, когда я, не зная об этом, нечаянно вошел в комнату. Я хотел сразу же выйти, но мой дедушка схватил меня и втолкнул в комнату.
— Это мой внук, — сказал он игроку.
— Очень рад с тобой познакомиться, — сказал тот. Он почему-то сурово посмотрел на меня и протянул руку, которая была размером с голову обычного человека.
Я был в ужасе. Шумный взрыв смеха сообщил мне, что он догадывается о моем замешательстве. Он сказал, что его зовут Фалело Кирога, и я пробормотал свое имя в ответ.
Он был очень высок и необыкновенно хорошо одет. Он носил двубортный голубой в тонкую полоску костюм с красиво суженными книзу брюками. Наверное, ему тогда было больше пятидесяти, но он был подтянут