мы не хотим терять. Особенно я… Эти четыре года не могут стать всего лишь воспоминанием.

— К тому же, все переживают за тебя! Не мы одни хотим, чтобы ты выздоровел. Ракель, Наталия, Анна, Эдвард… Они постоянно спрашивают, есть ли какие-то новости насчет тебя и группы. Даже моя мама волнуется за тебя и желает тебе только добра. Ты не один, даже если рядом с тобой нет семьи. У тебя есть друзья, которые не бросят тебя в беде. Дружба — это не только шутки. Это еще и взаимопомощь и поддержка, которую должен ты получаешь только от того, кто считает тебя своим настоящим другом. И мы готовы сделать это. Готовы быть друзьями, которые не осудят тебя и помогут чем только смогут.

— Пожалуйста, Питер, позволь нам сделать это! — с жалостью во взгляде умоляет Даниэль. — Все реально хотят видеть здоровым и живым. Мы хотим помочь тебе, только не знаем, как именно. Теперь мы с Терренсом знаем причины такого поведения и готовы дать тебе все, что нужно, чтобы облегчить твое состояние. Не отказывайся от нашей помощи… Пожалуйста… Мы правда желаем тебе только самого лучшего.

Питер призадумывается над тем, что говорят его друзья, опустив взгляд куда-то вниз. Что-то в словах Терренса и Даниэля заставляет мужчину понять, что эти люди действительно выражают желание помочь ему выбраться из бездны. Однако блондину все равно трудно довериться своим друзьям. Не из-за мысли, что они предадут его. А из-за жуткого стыда перед ними.

— Нет… — качает головой Питер. — Нет, я не могу принять вашу помощь, парни. Мне стыдно принимать ее после всего того, что между нами было. После того как я подвел вас. Дело не в страхе, что вы предадите меня. Я верю, что вы хотите этого. Совесть не позволяет мне стать вам обязанным.

— Перестань, Питер! — восклицает Терренс. — Я бы понял, если бы мы откровенно заявили тебе, что ты виноват во всех наших бедах и в том, что наши мечты были разрушены. Но мы ни разу не говорили ничего подобного и не считаем тебя в чем-то виноватым.

— Мы прекрасно поняли твою непростую ситуацию, — добавляет Даниэль. — А зная все это, мы не имеем никакого права винить тебя в чем-либо.

— Я не могу, — с грустью во взгляде качает головой Питер. — Я виноват перед вами…

Питер переводит взгляд на Терренса.

— Перед тобой, Терренс, мне стыдно за то, что ты вон из кожи лез, чтобы спасти нашу группу. Ты — наш лидер. Ты самый старший из нас. Тебе пришлось делать все возможное, чтобы помирить нас с Даниэлем, хотя все твои усилия были тщетны. Ты метался меж двух огней, но держался до самого конца. Ты оставался сильным. Несмотря на опустошенность, которую ты чувствуешь до сих пор. Ты продолжал делать то, что должен, ибо понимал, что кроме тебя этого никто не сделает. И мне стыдно, что только ты один думал о том, как спасти группу. Мы все должны были думать об этом. Но я наплевал на вас и других.

Питер замолкает на пару секунд, опустив взгляд вниз, и виновато, с грустью во взгляде смотрит на Даниэля.

— А перед тобой, Даниэль, я вряд ли смогу искупить свою вину. Ибо поступил как подлый гад и одним махом перечеркнул все, через что мы вместе прошли. Мы столько лет дружили и были неразлучными друзьями… А тут бац — сцепились как буйволы и не могли переносить друг друга! Ладно бы только покричали друг на друга. Но черт возьми… Мы же набросились друг на друга с кулаками! Бывшие лучшие друзья били друг другу лица и слали взаимные проклятия. Ох…

Питер тихо стонет, на пару секунд закрыв лицо руками.

— Если бы я знал, что все дойдет до такого, то лучше бы соврал, чтобы вы не приходили ко мне домой. Наврал бы, что не могу работать из-за плохого самочувствия или что-то вроде… Мне было бы не так стыдно… Но нет! Я все испортил и положил конец группе и своей дружбе с вами обоими!

— Ты не виноват, Питер, — с грустью мягко говорит Терренс. — Это лишь твои эмоции. Ты должен был куда-то выплеснуть их. Даниэль просто слишком сильно надавил на твою больную мозоль, и ты не выдержал. Поверь, рано или поздно это должно было случиться. Ты не мог вечно притворяться, что все хорошо, и терпеть его шуточки о твоих проблем в отношениях с девушками. Сдерживание эмоций никогда не приводит к чему-то хорошему.

— Я и сам прекрасно знаю, что это плохо кончится. — Питер медленно выдыхает, потерев ладонью лоб и проведя рукой по волосам. — И… Не могу не признаться, что мне стало немного лучше после того, как я рассказал вам всю историю. Такое чувство, что у меня будто камень с души свалился.

— А ты говорил об этом кому-то еще?

— Нет. Вы с Даниэлем стали первые, кто узнал правду. Даже та девушка, которая мне нравится, не знает почему я резался. Хотя о самих порезах она всегда знала. Ибо как я уже сказал, она поймала меня за этим занятием у себя дома.

— Эй, а как тебе удавалось скрыть от нас порезы? — удивляется Даниэль. — Мы никогда не видели их у тебя на руках и не подумали бы, что ты мог резаться! И я только недавно начал понимать, что ни разу не видел твои голые запястья.

— Легко. Носил широкие браслеты по несколько штук на одной руке или надевал свитера с длинными рукавами… Браслеты — в теплую погоду. Свитера — в прохладную. Мои запястья и правда никогда были голыми. Я всегда носил на них какие-нибудь повязки. А поскольку браслеты или часы на руках носят все, то никто ничего не замечал. Это было мне на руку.

— Прости за нескромный вопрос, а ты резал только свои запястья или что-то еще? — осторожно интересуется Терренс. — Ты как-то еще причинял себе боль?

— Насчет боли я уже говорил, что намеренно обжигал себе кожу и бился головой об стенку. А что касается порезов… Однажды я сделал порез на животе. На низе живота. Но это было всего один раз. Я делал порезы только на запястьях. А поскольку тот порез был поверхностный, то на животе не осталось никаких следов. В отличие от запястий, на которых у меня всегда было много порезов.

— Черт, но это же безумно больно! — слегка морщится Терренс. — Бр-р-р! Мне представить себе это трудно! Как ты мог терпеть всю эту адскую боль?

— Я привык