— Я успела проникнуться уважением к его светлости, — сказала она, — и он ни за что бы не пригласил любовницу к себе в дом. Да еще при беременной жене! Этому должна быть какая-то причина.

Кэссиди прилегла на кровать и стала смотреть в потолок. Она чувствовала себя преданной и уничтоженной. Пусть Рейли ее не любил — она это знала, — но он должен был ее, по крайней мере, уважать! Что бы ни случилось, честный человек не стал бы поступать так, как поступил сегодня ее муж.

— Ты ведь сама видела, что он обнимал ее, Элизабет! — сказала Кэссиди.

Элизабет кивнула, чувствуя боль Кэссиди, как свою собственную.

— Это правда, ваша честь… — пробормотала она.

— Ты слышала, что он обещал вернуть ей дом и оплатить ее счета.

— Да, я это слышала…

— О чем же тут говорить?

— Вы должны объясниться с его светлостью! Я уверена, у него были причины позвать сюда эту женщину. Может быть, он вообще не знал, что она сюда явится!

Кэссиди села на постели и пристально посмотрела на Элизабет.

— Тогда почему он ее обнимал? — спросила она.

— Вы знаете, ваша светлость… — пробормотала Элизабет и замолчала, не находя слов, чтобы объяснить поступок герцога.

— Вот видишь! — прошептала Кэссиди, чувствуя, что ее сердце разрывается от боли и тоски.

Когда Рейли вошел, в спальне было совсем темно. Думая, что Кэссиди уже заснула, он осторожно подошел к кровати. Он думал застать жену у себя в спальне, но Элизабет сказала ему, что мадам пошла спать к себе. Рейли пришлось также ужинать в одиночестве, поскольку Кэссиди велела передать ему, что ляжет спать пораньше.

— Рейли, — сказала Кэссиди, услышав, что он подошел к кровати, — я всю неделю очень плохо спала. Я так устала, что подумала, будет лучше, если я проведу эту ночь в своей спальне.

Она радовалась тому, что в комнате темно и он не заметит ее слез.

Но Рейли не спешил уходить.

— А если вернутся ночные кошмары? — поинтересовался он.

— Я уже давно забыла о них, так что могу спать и одна.

Рейли заметил в ее голосе холодок и сразу понял, в чем его причина.

— Ты видела Габриэллу, Кэссиди? — спросил он. Он сел на кровать и взял ее за руку. Но она тут же отдернула руку.

— Это совсем не то, что ты подумала, Кэссиди, — сказал Рейли. — Я понимаю, ты решила, что…

— Мне абсолютно безразличны твои отношения с любовницей, Рейли, — заявила Кэссиди. — Единственное, о чем я прошу, это то, чтобы ты назначал ей свидания в каком-нибудь другом месте. Ее появление в замке слишком унизительно для меня.

Он поднялся и беспомощно развел руками.

— Черт возьми, Кэссиди, ты глубоко ошибаешься! Позволь все тебе объяснить…

Она отвернулась, и ее голос задрожал.

— Пожалуйста, оставь меня, Рейли! Я очень устала.

Чтобы она опомнилась, ему захотелось взять ее за плечи и встряхнуть, но он не решился утомлять ее еще больше. Будет лучше, если он расскажет ей о письме обо всем завтра — когда она немножко остынет.

— Я оставлю дверь открытой, — сказал Рейли, — чтобы услышать, если тебе что-нибудь понадобится.

Она ничего не ответила, и Рейли пошел к себе. Без Кэссиди его спальня была такой холодной и пустой! Он снял рубашку и брюки и прилег на постель. Кэссиди успела сделаться для него необходимой. Он взял ее подушку и, положив себе под голову, вдыхал ее чудесный аромат.

Рейли невольно улыбнулся. Он и сам не заметил, как всем сердцем привязался к Кэссиди и уже не мыслил без нее своей жизни. Она превратила его в своего мужа, между тем как эта роль была для него всегда так ненавистна — он терпеть не мог мужчин, попавших жене под каблук.

Ему вспомнилось, как он убеждал Кэссиди, что никогда не полюбит ее. Однако он любил ее — глубоко и сильно. Это чувство не покидало его ни днем, ни ночью.

Даже его желание иметь сына тускнело по сравнению с любовью к Кэссиди. Даже если она не подарит ему наследника, его любовь не станет от этого меньше. «Да, — уверенно подумал Рейли, — завтра утром все объясню Кэссиди».

Поздно ночью Рейли разбудил взволнованный Оливер.

— Аткинс просит вас немедленно прийти на конюшню, ваша светлость! — воскликнул слуга.

Рейли сел на постели и замотал головой, чтобы стряхнуть с себя сон. Он знал, что Оливер никогда бы не решился его разбудить, если бы на то не было серьезных причин.

— Он не сказал, в чем дело? — пробормотал Рейли.

— Аткинс вне себя. И все из-за одной из ваших лошадей, ваша светлость!

Рейли быстро оделся и пошел вслед за Оливером по освещенному свечами коридору. Когда они подошли к конюшне, у дверей их встретил Аткинс.

— Ваша новая арабская кобыла… — воскликнул Аткинс. — Та, что должна была вот-вот ожеребиться!

— Что с ней?

Аткинс виновато опустил глаза.

— Кажется, я недоглядел, ваша светлость. Мне и в голову не могло прийти, что случится такое. Я должен был быть более внимательным!

— Расскажи, что произошло, Аткинс, — приказал Рейли.

— Ей перерезали шею, ваша светлость… — пробормотал слуга. — Еще у нее из живота вырезали жеребенка, и ему тоже перерезали шею… — Аткинс задыхался, и его глаза расширились от ярости. — Я услышал ужасное ржание кобылы, но пока одевался, она уже истекла кровью… — Было видно, что страшная картина все еще стоит у конюха перед глазами. — Кто мог сделать такое, ваша светлость?

Рейли побежал в стойло, а Аткинс держал факел. Зрелище, представшее перед ними, заставило Рейли содрогнуться. Уму непостижимо, что у кого-то могла подняться рука, чтобы убить такое великолепное животное и еще не родившегося жеребенка…

Глаза Рейли блеснули гневом.

— Клянусь Богом, за это ответят! — вскричал он. — Я найду того, кто это сделал, и он пожалеет о своем злодействе!

Аткинс протянул Рейли записку, написанную кровью.

— Кажется, здесь ответ на все вопросы, ваша светлость! Эта записка была приколота к двери ножом, которым, по-видимому, и зарезали кобылу с жеребенком…

Рейли начал читать и сразу понял, кто совершил это преступление.

«Вот так же я расправлюсь с твоей женой и ребенком. И никто меня не остановит!»

Рейли смял записку.

— Аткинс, вы не видели здесь никого подозрительного? — спросил он.

— Нет, ваша светлость, никого!

— Я хочу, чтобы вы позвали из деревни десяток мужчин, которым можно доверять. Пусть они днем и ночью дежурят около замка. Они не должны пропускать в замок никого, с кем незнакомы лично! Вы поняли меня?