Подхватив под руки свою упирающуюся подругу (сестру, тетю, внучку?), «мальвина» с «апельсинкой» припустили прочь, выбрав наконец единственно верное направление.

– Ах ты, гадина! – Выскочив из укрытия, Орлетта подскочила к жуткой морде и с размаху врезала сапогом по черным кожистым ноздрям. – Эх, будь здесь мой меч! Можно было бы вскрыть горло – вдруг Иан еще жив?!

Внезапно «дохлая» тварь подмигнула – и это не была предсмертная конвульсия, в глазу промелькнул знакомый подлый блеск.

– Морда! – Не удержавшись, я приложилась кулаком, целя в бесстыжие зенки, но коварный мутант тут же опустил черное, плотное веко. Что-то хрустнуло – неужели сломанный палец?!

– А-у-э-у-а-у-а! – мгновенно перестав притворяться мертвой, рожа крокодилья принялась кататься по земле, царапая когтистыми лапами расползающуюся на части морду. Ничего себе, «волшебное прикосновение»!

С каждым прыжком кашляющего и чешущегося демона новая полянка посреди некогда густого леса, устланная растоптанными в лепешку деревьями, становилась все больше. Напоследок выплюнув отвратительный слизистый сгусток, тварь начала постепенно съеживаться, пока не вернулась к прежним размерам и внешности женщины-стрекозы. Разве что выглядела она теперь так, точно ей плеснули в лицо серной кислотой.

– Соль! Ах ты, ведьма! – простонала она, прижимая ладонь к сочащейся желто-зеленой кровью левой щеке.

– Что? – Я недоуменно растопырила пальцы. Откуда тут взялась соль?

Простой перстень без камня, оказавшийся у меня на руке после того, как я очнулась под деревом в заповедной роще, оказался колечком с секретом – в полости под маленькой крышечкой скрывалась щепотка соли… Жалко, что не килограмм!

– Сдавайся, демон! – Замахиваясь подобранной вместо меча здоровенной дубиной, Орлетта отважно шагнула вперед.

– А то что? – издевательски переспросила стрекоза. – Запугаете меня до смерти? Насмешить у вас гораздо больше шансов!

– Мы тебя вовсе не тронем, если сама уберешься обратно в Ад, – почти уверенно пообещала я.

– Ой, троньте меня, троньте! – расхохоталась демонесса. – Только не щекочите, мне и без того уже смешно!

При этих словах она, не отнимая левой ладони от лица, неуловимым движением свободной рукой выхватила из воздуха короткий полупрозрачный клинок и, быстро вскочив на ноги (крылья здорово опалило солью), одним махом обрубила импровизированное оружие отважного рыцаря почти у самых пальцев.

Потеряв дубину, Орлетта, кажется, совершенно не растерялась, а даже как будто обрадовалась.

– Хэх! – Отбросив в сторону зажатый в ладони обрубок ветки, она прыгнула вперед и вполне профессионально заломила крылатой агрессорше правую руку, заставив разжать пальцы и выронить клинок. Взвизгнув от боли, та не удержала кинжал, и он с мягким стуком упал на хвою. Обхватив рукоять, девушка-рыцарь замахнулась… Но «жертва» только рассмеялась ей в лицо:

– Неужели ты думала, что сможешь убить меня – ох, я не могу! – моим же оружием? Нет, милая, этот клинок предназначен только для смертных!

– Изыди! – рявкнула я, вытягивая указующий перст.

И почти не удивилась, когда с кончика пальца сорвалась белая молния и с шипением устремилась… к тому месту, где только что стояла демонесса. Проворная, дрянь!

С ужасом посмотрев на прожженную в земле у самых ее ног дыру, Орлетта подняла на меня укоризненный взгляд.

– Видела такое в «Экзорцисте». – Я смущенно развела руками. – Вот только там спецэффекты были… победнее.

– Эффект так эффект, – дрожащим голосом подтвердила девушка. – Жалко, что в нее не попало!

– И не попадет, – стоя в сторонке и, кажется, вовсе не торопясь удирать, пообещала стрекоза. – Еще чего! Думаете, я буду стоять на одном и том же месте, пока вы пристреливаетесь?!

– Я подержу! – Орлетта с готовностью закатала рукава.

– Погибнешь вместе со мной! – зловеще пообещала демонесса. Почему-то этим ее словам особенно верилось. – А связать меня даже не думайте – мне было обещано, что ни одна веревка в мире не сможет меня удержать. Цепи вы с собой как будто не захватили?

Будь у меня с собой хоть какая-нибудь веревка или даже клубок шерстяных ниток – и я рискнула бы проверить. Несмотря на браваду, лжеведьма не торопилась демонстрировать убойную силу, да и уйти далеко не могла: улететь не позволяли искалеченные крылья, а босые ноги ранили острые сучки и прочий лесной мусор. Мне приходилось не легче: хоть я и привыкла с малолетства ходить по грешной земле, а не летать, – но в обуви!

Оставайся при мне хоть клочок безотказной нижней юбки, можно было бы разорвать ее на полоски и скрутить в жгут, а затем попробовать обмотать эту тварь – но увы! С верхней же юбкой из паучьей ткани такой номер не пройдет – руками ее не разорвать, а стрекоза вряд ли станет дожидаться, пока я распущу подол по ниточке и сплету из них канат. Разве что Орлетта разрежет ткань адским ножом…

По-видимому, наши размышления шли параллельными путями – подняв к глазам добытый с боем клинок, рыцарша встретилась глазами со своим искаженным отражением, а затем, оттянув волосы, резко полоснула у самой головы.

Короткие каштановые кудряшки свалились на уши, не скрывая даже мочки. Я ахнула – красота-то какая, жалко! Женщина-стрекоза тоненько завизжала, когда длинная тугая коса обвилась вокруг ее плеч и заставила резко прижаться спиной к шершавому стволу дерева. Длины волос хватило на то, чтобы обернуть стройную, но, как выяснилось, прочную сосенку дважды и даже завязать концы импровизированной веревки надежным узлом.

Встав напротив демона, я подняла руки и приготовилась повторить давешний подвиг по изгнанию беса словом божьим, по способу, подсказанному мировым кинематографом.

«Расстрел комсомолки» – внезапно всплыло в памяти. Так назывался один из хитов на старых бабушкиных, еще советских, виниловых пластинках. Когда-то в детстве я даже разок прослушала их из любопытства на допотопной радиоле. Большинство песен были на один мотив, со склепанным по общему шаблону сюжетом: «злодеи» (буржуи – белогвардейцы – контрреволюционеры, в крайнем случае – кулаки) захватили в плен «нашего» (красноармейца – председателя колхоза – комсомольца) и начинают зверски пытать, чтобы он открыл им военную тайну – порвал партбилет – отказался от политических убеждений (нужное подчеркнуть). Но непреклонный главный герой с презрением отвергает их жалкие попытки и, гордый и несгибаемый, принимает мученическую смерть. Ну, разве что напоследок споет «Интернационал» дурным голосом.

Впрочем, в этой «комсомолке» не было ни гордости, смешанной с презрением к врагу, ни готовности безропотно принять смерть за неправое дело: напротив, она роптала очень бурно, извивалась всем телом и даже попыталась перегрызть удерживающую косу, но где там – зубы коротки!

– Не надо! – поняв, что мы настроены более чем серьезно, завизжала она. – Вы когда-нибудь были в преисподней?! Это же адское место! Знаете, что там бывает с такими, как я? Да меня же просто сожрут! Ну, хотя бы развяжите!!