Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что у вас за стрельба была? – спросил Синцов, сверху вниз глядя на маленького, невидного, утонувшего в полушубке и валенках командира роты, которого после слов Ильина «вот уж именно Чугунов!» ожидал увидеть совсем другим.
– Фрица взяли!
Синцов повернул голову и увидел стоявшего между двумя солдатами тощего немца в натянутой на уши дырявой пилотке. Немец стоял навытяжку, руки по швам, и глотал слюну, двигая небритым кадыком. В правой руке, в худых черных пальцах, была зажата горбушка хлеба.
– Уже кормите? – сказал Синцов.
– Дали, – виновато сказал Чугунов и, объясняя свою доброту, добавил: – Перебежчик.
– По нем стреляли?
– Не совсем, товарищ старший лейтенант. Разрешите доложить?
– Докладывайте.
– Заметили шевеление перед передним краем. А потом прекратилось и больше не наблюдалось. Даже подумали: почудилось. А вот он, – Чугунов показал пальцами на одного из солдат, – уверял, что наблюдает. Разрешил ему сползать за передний край. Сползал и обнаружил.
– Так какой же это перебежчик? – сказал Синцов. – Наоборот, разведчик.
– Никак нет, – сказал Чугунов и повернулся к солдату. – Доложите.
– Когда я до него дополз, он без оружия был, товарищ старший лейтенант, – сказал солдат. – Я на него автомат, а он – «капут» и пропуск сует.
– А почему же он сам дальше не полз?
– Думаю, забоялся. Мы, когда с ним потом ползли, только чуть зашумели, фрицы сразу по нас огонь.
– Их бин остеррейхер… – Немец оторвал руку от локтя и ткнул себя черным пальцем в грудь.
«Еще не чувствует, а пальцы поморожены», – подумал Синцов.
– Остеррейхер, – повторил немец и, весь напрягшись от желания и неумения выразить то, что хотел, с отчаянием выкрикнул: – Аустрия.
– Подумаешь, Австрия! – сказал Ильин. – Теперь нам и Германия сдается.
– Нихт Германия, нихт Германия, Аустрия!.. – хрипло выкрикнул перебежчик. И снова ткнул себя черным пальцем в грудь и сделал несколько судорожных движений рукой, показывая, как он полз сюда.
– Да, похоже, что перебежчик, – сказал Синцов. – Соедините с батальоном.
Телефон стоял тут же, на лавке. Чугунов, присев на корточки, стал накручивать ручку.
– Товарищ старший лейтенант, – сказал Рыбочкин, – разрешите, я его допрошу, я немецким немного владею.
Синцов недоверчиво покосился на адъютанта батальона: допрашивать пленных всегда находятся доброхоты, считающие, что они знают немецкий.
– Попробуйте.
– Заген зи мир битте, – бойко начал Рыбочкин и, запнувшись, повторил: – Заген зи мир битте, варум зи коммен унс?
Немец ответил длинной, быстрой, захлебывающейся фразой: видел свое спасение в человеке, понимающем по-немецки, и спешил поскорей сказать ему как можно больше.
– Что он говорит? – спросил Синцов, уже беря у Чугунова телефонную трубку.
– Говорит, что сам сдался, – неуверенно сказал Рыбочкин.
– А что еще? Что сдался, я без вас вижу.
– Сразу не разобрал, товарищ старший лейтенант.
Синцов махнул рукой и попросил к телефону Завалишина.
– Слушаю! – послышалось в трубке.
– Позвоните Первому и доложите, что на участке Чугунова… – Синцов остановился, вспомнив, что фронт здесь стоит не первый день и немцы, чего доброго, могли где-нибудь прицепиться к нашей связи. Маловероятно, но приходилось считаться. – Подождите, – сказал он в трубку и повернулся к Чугунову: – Кодовые обозначения у вас есть?
– Так точно.
Чугунов вытащил из полевой сумки, перелистал и подал Синцову тетрадку. Там столбиком были выписаны два десятка закодированных цифрами слов, нужных в обиходе батальона.
– Завалишин, – отыскав в конце столбика против цифры «16» слово «пленный», сказал Синцов, – передайте Первому, что срочно отправил к ним шестнадцать. Поняли меня? Посмотрите там у себя. Повторяю: шестнадцать. Посмотрели?
– Сейчас посмотрю, – сказал Завалишин. – Посмотрел.
– Скоро будет у них. Предупредите, чтобы подготовили… – Синцов не хотел произносить по телефону слово «переводчик» и потому сказал: – Ну, кто нужен для разговора с «шестнадцать», поняли?
– Понял.
Синцов положил трубку и приказал Рыбочкину:
– Лично отведите его прямо в полк, да побыстрей. Бойца с собой возьмите, – кивнул он на того солдата, который привел перебежчика.
– Я и один доведу, – сказал Рыбочкин.
– А в дороге обессилеет, свалится, на горбу потащите? – спросил Синцов.
– Выполняйте приказание. И для доморощенных переводов не задерживайтесь. Без вас допросят.
– Воллен вир коммен, – сказал Рыбочкин немцу.
Немец не понял слов, но хорошо понял жест, которым солдат подтолкнул его в плечо. Понял и вопросительно посмотрел на Синцова.
– Эссен, эссен, – сказал Синцов, показав пальцем на стиснутый в черной руке немца хлеб. – Аллес гут.
Немец пошел из землянки, и Синцов невольно посмотрел ему вслед. У выхода из землянки, прижавшись к стене, пропуская мимо себя немца, стоял неизвестно откуда взявшийся мальчик в полушубке и ушанке, с автоматом на шее.
– Это еще кто такой? – спросил Синцов.
Мальчик повернулся на его голос. Он был высокий и щупловатый – маленькое, худое, детское лицо с черными злыми глазами.
– А, явился! – сказал Ильин. – Кто тебя звал?
– Мне сказали, что товарищ комбат пошел к Чугунову, и я тоже пошел. Я службу несу.
– Самовольничаешь ты, а не службу несешь. Велел тебе, чтоб пока на глаза не совался, – сердито сказал Ильин и повернулся к Синцову: – Товарищ старший лейтенант, это ординарец Поливанова, такого уж он сам себе выбрал. У Поливанова год был. Остался на ваше усмотрение.
«Надо будет поскорей заменить», – подумал Синцов, но говорить этого вслух не стал. Его поразило лицо мальчика: выражение неутоленной ненависти, с которым он повернулся после того, как смотрел на немца.
– Раз службу несешь, – сказал Синцов, – должен был выполнить приказание.
– Прикажете идти? – держа руки по швам, сказал мальчик, на лице его по-прежнему было все то же непроходившее выражение.
– Теперь со мной пойдешь, когда я пойду.
– Между прочим, – сказал Ильин, – солдат, что немца нашел, тот самый Васильков, что я вам говорил.
– Что? – услышав «Васильков», спросил отвлекшийся по своим делам Чугунов.
– То, что слышишь, – сказал Ильин. – По дороге сюда рассказал новому комбату, как ты учудил. Пусть знает, что ты за птица.
– А я не птица, товарищ младший лейтенант, а командир вверенной мне роты, – огрызнулся Чугунов. Его резкий тон заставил Синцова оглянуться.