Не повернуть назад. Не остановиться.

Вперед!

– Встречай нас, даль Океанская,

Туманом серым встречай!

Найдем страну мы счастливую,

Там, за кромкой земли!..

* * *

Хорошо, когда Солнце! Пусть неяркое, осеннее, робкое. Заиграло зеленью море, расхрабрились белокрылые чайки, даже трава у берега уже не казалась мертвой.

Радуйся, Гелиос Гиперионид!

Страх остался позади, там, за серыми волнами. Хорошо, когда ясный день, когда мы снова вместе, а вокруг не Поле Камней, а оживленная пристань, полная черными дельфинами-кораблями.

– Телепин! Телепин! Те-ле-пин! «Голова-а-а-а!»

Ну вот, и мои аргивяне повеселели – башку Цигу-великана гоняют!

Остров Тринакрия – Сицилия. Темная громада крепости на высоком холме.

Полдень.

– Это Камик, – усмехается Идоменей-критянин, на черную крепость кивает. – Его сам Дедал строил. Хитро строил! К воротам узкий проход ведет, двоим не пройти.

– Камик? – поражаюсь я, уроки дяди Эвмела вспоминая. – Так здесь же... Минос погиб. Последний!

– Деда не один раз хоронили, – качает головой Идоменей. – Много чести для народца здешнего – Миноса погубить! Дед останавливался в Камике, прежде чем уйти в Океан. Навсегда, как и подобает Миносу... А люди тут смирные, болтливые только.

Это я уже понял. Лишь сошли мы с корабля – понабежали бородатые, в плащах пестрых, окружили, залопотали все сразу. Жаль, я сикульского[48]не знаю!

...А вот Любимчик освоился. Всего два дня здесь (прямо от Малеи вместе с остальными пришел), а уже с басилеем местным чуть ли не обнимается. И дочка басилеева с рыжего глаз не сводит. Не пропадет парень!

...И Протесилай с ними! И вправду, интереснее тут, чем в Темном Аиде.

Даже троянцы Геленовы повеселели. А уж Эней тут совсем за своего. Завернул сюда Плакса еще летом, прежде чем на Кипр плыть, успел со всеми перезнакомиться. В общем, почти как дома. Шумит пристань, лопочут что-то свое бородатые сикулы, улыбается Любимчик...

Тринакрия – Трехгранная. Остров на границе Океана.

Полдень.

– Идоменей?

– Все корабли уже здесь, Тидид, никто не отстал. Кое-что надо починить, но к вечеру управимся. Припасу бы побольше набрать...

– Гелен? Эней?

– Кое-кто из наших желает здесь остаться. Если ты не против...

– Подалирий?

– Одна сломанная рука, одна вывихнутая, несколько зубов – вчера двое подрались... А так – жить можно.

– Калхант?

– Бо-о-о-оги-и-и!..

– Одиссей?

– Да ну его, этого басилея здешнего! Не продам, говорит, припаса – и все тут. Я и так, и этак, а он – неурожай, мол, да еще все овцы передохли вместе с козами. Я уже двойную цену предлагал – жмется. Дочку, говорит, отдать могу. Так видел бы ты, Диомед, эту дочку!..

– Ясно! Что делать будем?

– Солониной обойдемся, ванакт. Ведь всего загрузили – и копченого, и сушеного.

– Копченое мясо вредно для здоровья. А сушеное – тем паче. Не верите – у моего папы спросите.

– Правильно, Асклепиад!

– У этих сикулов воды соленой в море не выпросишь, Тидид. Мы, как сюда заходили, обычно охотились. Тут места дикие, особенно чуть дальше, возле Этны. Народа мало, зверья много. Быки, олени...

– Так и сделаем, Идоменей. Протесилай?

– А что? Места знакомые... Да и ребятам надо будет размяться перед дальней дорожкой.

– Так и сделаем. Лаэртид, лук не забыл?

Ясный день вокруг, весело сияет в бледном осеннем небе Солнцеликий, нагрелись старые камни, успокоилось море...

Почти как дома!

Но почему знакомый холод кусает пальцы? Почему кажется, что все это – неправда, обман, видение? Вот-вот утренним туманом сгинет город на холме, исчезнет пристань, деревья в желтой листве...

...И черное хрустальное колесо Крона – Крона-Времени – неслышно заскользит под нами. Сперва медленно, потом все быстрее, быстрее...

* * *

В конце концов даже быстроногий Любимчик не выдержал. Остановился, махнул рукой, бухнулся на серо-желтый ковер старых листьев, устилавших поляну.

– Пе... ре... дох!..

Передохнем, в смысле. Другие послабее оказались – отстали. Я пожал плечами, прислонил копье к черной коре огромного граба, рядом присел. Прислушался.

Тихо. Только где-то вдали – лай собачий. Дружный такой, не иначе надыбали кого-то. Да что толку? Собаки там, мы тут, остальные неведомо где...

Дичи для нашей оравы нужно немало, даже на один перекус. Но и Тринакрия – остров солидный, чуть ли не с три наши Апии размером. Разбежались наши отряды во все стороны, по всем лесам да предгорьям. Кому-нибудь, да повезет.

...А главное – лес! Ведь чего я эту охоту затеял? Не только ради свежатины или для того, чтобы парни перед плаваньем долгим побегали. Лес! Как давно я в лесу не был! И когда еще буду? Что там, за Океаном, неведомо, но среди волн деревья точно не растут!

Прелый теплый воздух, солнечные лучи через желтые кроны пробиваются... Ух, хорошо!

– Это все собаки, – отдышавшись, сообщил Одиссей. – Собаки здешние плохи. Пустолайки!..

...Ну конечно! Плохому охотнику всегда что-то мешает: то хитон узкий, то собаки плохие... А в лесу-то как хорошо!

– Вот у меня на Итаке пес есть! Всем псам пес! Хоть и без ушей, хоть и не лает...

– А у меня уши есть! – заметил я с самым серьезным видом. – Хоть и не лаю.

Открыл рот Любимчик... Неужто ему до сих пор не сказали, кто такая Дурная Этолийская Собака?

– Ладно, – рассудил я. – И без собак обойдемся! Следы видел? Тут кабанов выводок целый, матерые...

– Ка-а-аба-ан! – тихонько пропел Лаэртид. Пропел, поглядел странно.

– Именно, – согласился я. – В общем, так, я левой тропой, ты – правой. На рожон не лезь, если что, услышим, тут все близко. Пошли!

– Ка-а-а-аба-ан! – послушно отозвался Лаэртид, вставая.

Дразнится он, что ли?

Следы были на загляденье – ясные, глубокие, свежие. Недавно прошел дождь, и в воздухе до сих пор плавал густой дух грязной щетины. Теперь я уже не бежал – крался. Кабан (Ка-а-а-аба-ан!) – это вам не косуля! Вон дядя мой покойный Мелеагр пообщался как-то с Калидонским вепрем...

Просвет впереди... Поляна... Уж не там ли?..

Почему-то стало жарко. Да так, что пот градом полил. Что значит давно не охотился!