– И все тебе скажи, маленький ванакт! Большой он, как вся наша Ахайя. А вот настоящий ли? Один раз туда пристали – только камень да трава жухлая. А другой раз... Да сам узнаешь.

– А как узнаю, дядюшка?

– А вот Трезубец покажется – тогда и узнаешь.

* * *

Тревогу подняли перед самой полуночью, когда последние капли падали из опустевшей клепсидры. Вначале вспыхнул огонь на корабле Подалирия, затем красный сигнал задрожал на мачте «Феста».

Красный – беда!

– Слева по борту, ванакт!

Протер ладонью глаза, всмотрелся в серый сумрак. Остров! Остров?

Нет, не остров! Корабль – невероятный, громадный, больше целого города, выше стен Аскалона. Черный, сверкающий неведомым ярким металлом надстроек.

– Тонет, ванакт! Люди...

– Вижу...

Нос уже почти скрылся под водой, вода рвалась на палубу, сбивая с ног, утаскивая в серую пучину людей-муравьев. Дий Подземный! Да их же там сотни! тысячи!

...И крик – отчаянный, несмолкаемый. До самых серых небес, до самой кромки исчезнувшей за горизонтом земли...

Это видел – слышал! – не один я. Врезались весла в океанскую плоть, разворачивались чернобокие дельфины, спеша к погибающим. Пентеконтера Энея уже совсем рядом, чуть ли не вплотную к гигантскому черному борту, и горячие усачи-шардана уже там...

– Не поможем, маленький ванакт! – тяжко дышит над ухом дядюшка Антиген. – Не увидят они нас. Не поможем, а сами пропадем. Уйдет такая громадища под воду, закрутит нас водоворотом!..

Я на миг прикрыл глаза. Наверное, он прав, мудрый кормчий. Но мы – люди. И там, на гибнущем корабле-городе – тоже люди...

– Вперед!

Вытертое до блеска весло впилось в руки...

...Крик, крик, крик. Люди не хотели умирать, они еще надеялись, они еще ждали...

Крик...

Мы опоздали. Дышащий теплом борт был уже совсем близко, когда громада корабля дрогнула, задрожала, покрылась белым шипящим паром. Грохот, железный оглушающий гром... Невиданной страшной башней вознеслась к серому небу корма, посыпались вниз муравьи-люди...

– Волна! Осторожно, волна!

Повезло – ударило точно в нос. Не перевернуло – только захлестнуло брызгами. Океанская плоть на миг разверзлась, жадный черный зев надвинулся... сомкнулся, не успев заглотить нас.

Живы! Мы – живы! А те, другие, что горохом сыпались в воду? Крик еще слышен, значит, еще можно что-то сделать...

– Люди за бортом! Вперед! Вперед!

Вначале мы увидели лодку. Даже не лодку – лодчонку малую, без весел, без кормила. Ни одного мужчины – женщины, полуголые, белые от ужаса и холода. Молодые, старые... Они уже не кричали – сил не было.

– Багры! Подтянуть к борту!

– Ванакт! Не получается, ванакт! Что делать?

Багор-призрак не цеплял призрак-лодку. В пустоту глядели глаза обреченных. Нас не видели...

– Эй, на лодке! Сюда, мы здесь, мы рядом!

Не слышали...

Кто-то, не выдержав, прыгнул в воду, схватился рукой за низкий борт. Ушла рука в пустоту, в холодную бездну...

А вокруг уже были люди – такие же полуголые, испуганные, гибнущие. Какой-то парень пытался удержать над водой потерявшую сознание девушку, отчаянно бился седобородый старик, цепляясь за обломок дерева, мать обнимала младенца – в последний раз, перед тем как над ними сомкнутся волны... Крик распадался на десятки, на сотни голосов, хриплых, звонких, еле слышных. Неведомые, незнакомые слова... понятные, слишком понятные.

...Мы живы! Мы еще живы! Люди, боги, демоны, мы – живы, мы не хотим умирать!

– Ванакт! Что же делать, ванакт?! Они же погибают! Они же погибают!!!

Я поглядел на небо, в серую безвидную пустоту. ТЫ не добрее своего брата, Океан! Мы, люди, для ТЕБЯ – только призраки.

– Диомед, что же делать, Диомед?

– Кричать! – выдохнул я. – Звать, искать! Может, кто-то все же откликнется!..

Голоса еще слышны, руки еще тянутся к равнодушному небу...

В эту ночь Время покинуло нас. Кто-то забыл перевернуть клепсидру...

– Ты уже видел такое, Антиген?

– Видел, ванакт.

– И ничего нельзя было сделать?

– Ничего...

Серый сумрак над волнами, серый сумрак над мачтами, соленая холодная пыль застыла в воздухе. Спокоен Океан, великий титан, брат Крона-Времени. Здесь некуда спешить, в этом царстве теней. Все, что могло случиться – уже случилось. Вчера. Сто веков назад. Завтра. Через тысячу лет. И ничего уже не изменить, никому не помочь, никого не спасти. Мудр Океан нелюдской, нечеловеческой мудростью. Призраки не нужны призракам.

– Выходит... Мы все – мертвые? Как тени в Аиде?

– Зачем думать об этом, маленький ванакт?

– А может ОНИ, эти, с Олимпа, правы, что не пускают нас в Океан? Зачем людям второй Аид?

– Из Аида нельзя вернуться, маленький ванакт. Из Океана – можно. Иногда...

– Эй, по корабля-я-ям! Как с водо-о-ой?

– На два дня-я, Диоме-е-ед!

– На три-и-и!..

– На день хвати-и-и-ит!..

– Шардана-а-а?

– Воды нет, вино е-есть! Плыви к на-а-ам, Да-а-аме-е-ед!

– Эй, Калха-а-ант! Что боги-и вещаю-ю-ют? Земля скоро-о-о?

– Бо-о-о-оги-и-и!..

– Несите нас, паруса, вперед!

Плещись, вода, за кормой!

Мы – смертные, но бессмертных путь

Предстоит нам пройти.

* * *

Первым Трезубец увидели на «Пенелопе». Как чувствовал Любимчик – вперед вырвался, вспенил веслами седую воду...

– Земля-я!

Туман над Океаном, такой знакомый, такой привычный. Разве что впереди, над почти невидимым горизонтом, чуть светлее стало...

– Земля-я-я!

Нет, не земля – скалы! Еле заметные, темные, острые, словно наконечники стрел. И туча над ними – тоже черная.

– Трезубец, дядя Антиген?

– Она и есть, маленький ванакт. Да только не спеши, далеко еще...

Легко сказать – не спеши! Завопили вокруг, заорали. Взлетели весла выше мачт.

– Земля-я-я-я!!!

Не выдержал я, к черному изогнутому носу бросился, в смоленое дерево вцепился. Земля! Пусть это только остров, пусть нам еще плыть и плыть...

Земля!

Не торопились скалы – не спеша, медленно-медленно вырастали из серого тумана. Огромные, невероятной высоты. Что Оса, что Пелион, что Снежный Олимп по сравнению с этими черными громадами, увенчанными неровной шапкой дыма?