— Ты еще не спишь? — спросил он.

— Нет, — ответил тот, — я только приехал, собираюсь ужинать.

— На ночь есть вредно, — сказал Корбалевич, — собирайся на службу, будешь руководить специалистами. На Богдановича ночной шабаш, есть возможность…

— Все понял, — ответил Михно, — еду…

Корбалевич на секунду представил себе возмущение жены Михно по поводу необходимости ночной работы, но уже в следующую секунду переключился на текущие проблемы.

Он позвонил начальнику оперативно-технического отдела и изложил ему свою просьбу. Через полчаса Михно и представитель оперативно-технического отдела сидели у него в кабинете, а еще через пятнадцать минут они уже убыли выбирать позицию для работы.

Помотавшись по кабинету, Корбалевич решил все же домой не ходить. Вдруг возникнет необходимость его личного участия в операции, или Михно понадобится конкретизация задачи. Он погасил свет и уселся в кресло, однако долго не мог заснуть. А когда все-таки заснул, его разбудил звонок Михно.

— Мы закончили, шеф, — сказал тот бесцеремонно.

— Возвращайтесь, — распорядился Корбалевич. — Я в отделе, снимки утром мне в кабинет.

Он проснулся в начале седьмого, побрился в общем туалете-умывальнике перед огромным зеркалом, выпил чашку кофе и был готов к дальнейшей работе.

В восемь явился Михно и принес снимки четырех человек.

Несмотря на то, что они были сделаны ночью, возможности инфракрасной аппаратуры и хорошее разрешение позволяли их будущую идентификацию.

— По-моему, вся резидентура в сборе, — сказал Михно.

— Хорошо бы так, — ответил Корбалевич. — Ты отдыхал?

— Насколько это возможно

— Ладно, занимайся своими делами.

В девять ему позвонил начальник технарей. Он долго и нудно говорил, насколько тяжело было найти переводчика и сделать перевод и распечатку к утру, но Корбалевич слушал это нытье вполуха, только чтобы не оскорбить коллегу невниманием к его проблемам.

— Распечатку тебе уже несут, — сказал начальник технарей в заключение и положил трубку.

Принесли распечатку беседы сотрудников резидентуры на конспиративной квартире по улице Богдановича. Корбалевич разложил фотографии участников «ночного шабаша» на столе и стал внимательно читать перевод. Он пытался понять, кому из сфотографированных принадлежат реплики из распечатки.

Полуторадесятилетний опыт работы в контрразведке и интуиция подсказывали ему, что это экстренное ночное совещание могло проводиться по двум причинам: резидентуре нужно заметать следы по устранению агента-двойника, либо сотрудники резидентуры зафиксировали особое внимание к ним со стороны спецслужб государства пребывания.

Один из участников вел это совещание и был, по всей видимости, резидентом. Он сказал, что за сотрудником резидентуры было зафиксировано наружное наблюдение, а все остальные выдвигали версии, почему это могло произойти. Двое выражали недоумение, стоило ли так реагировать на факт того, что кто-то из них попал под наружку контрразведки.

Из этого выходило, что операция по устранению агента-двойника была неизвестна присутствующим или некоторым из них. Впрочем, в этом не было ничего не обычного. Законы конспирации они и в Африке законы, и в Каморкане. Об операции знают только двое, ты и твой начальник, то есть резидент. Но если ее проводит сам резидент, то о ней не знают даже сотрудники.

Увидев перед собой Бахадыра и его «быков», Расим закрыл глаза. Однако привычных уже ударов не последовало. Спустя минуту он услышал какой-то шорох и открыл глаза. Перед ним стоял Эрдемир. Он был в плаще. Эрдемир долго смотрел прямо в глаза Расиму, а потом опять уселся верхом на стул и еще раз спросил:

— На кого ты работаешь?

— Обратись к попугаю, — разбитыми губами произнес Расим, — он тебе скажет.

— Детализируем вопрос: что ты делал в угловом доме по улице Столетова?

— Я ходил туда договариваться насчет квартиры.

— Тебя не устраивает твоя квартира?

— Да.

— Почему ты мне об этом не сказал?

— Я не могу говорить тебе обо всем, у тебя не хватит времени слушать меня, если…

— Ты был там один раз?

— Нет.

— Почему ты ходил туда столько раз?

— Да какое твое дело? Я человек холостой, может, я там любовницу завел.

— Ты ходил к любовнице днем?

— А в Каморкане к любовницам ходят только ночью?

— Да. Каморкана приличная страна с высокими нравственными устоями ее жителей.

— Испытываю искреннюю радость за то, что такие страны существуют.

— Не надо ерничанья. Что это за квартира? Ее номер?

Расим назвал номер квартиры и хотел было продолжить, но что-то толкнуло его изнутри, и он не стал этого делать. Много говорит тот, кто виноват. А он не является виноватым.

— Кто там живет?

— Старушка.

— Как ее зовут

— Агнесса Федоровна.

— Откуда ты ее знаешь.

— Она бывшая учительница.

— Как ты на нее вышел, по объявлению?

— Нет, на нее меня вывели мои коллеги из школы, где я когда-то преподавал.

— Вы не сошлись в цене?

— Первый раз не сошлись, потом она сбросила цену.

— Почему не переселился?

— Она женщина со странностями.

— В чем это выражается?

— Каждый раз в чем-то новом. Например, в требованиях по поводу того, как я должен себя вести, после того, как сниму у нее комнату.

— И ты не согласился?

— Мне придется согласиться.

— Почему?

— Стоимость комнаты на Столетова в два раза ниже, чем на Волоха.

— Логично, — произнес Эрдемир, а потом позвал: — Бахадыр.

В комнату вошел Бахыдыр с ноутбуком в руках.

— Последнее слово компьютерной техники, — сказал Эрдемир, — у вас, скорее всего, этого еще нет.

Он нажал несколько клавиш на клавиатуре, и на экране появилась какая-то информация.

— Смотри, — сказал Эрдемир и приблизил экран к лицу Расима.

На экране был адрес Агнессы Федоровны с указанием улицы, номера квартиры и даже этажа.

— Молодец, — сказал Эрдемир, — я всегда верил в тебя.

Он встал со стула и снова произнес:

— Бахадыр.

Расим вздрогнул. В комнату вошел Бахадыр, через плечо у него был перекинут большой махровый халат, а в правой руке он держал нож.