она также бывала настроена против некоторых лиц и склонна перетолковывать в дурную сторону все, что бы они ни говорили, а так как окружающие восстанавливали ее против многих, то никто не мог быть уверен в том, не имеет ли она чего-либо против него; вследствие этого разговор был очень щекотливым». Нередко бывало, что императрица с досадой бросала салфетку на стол и покидала компанию. Страшен был редкий гнев царицы, который она вымещала на приближенных, как только золоченые двери за гостями закрывались. Ее прекрасные черты искажались, лицо наливалось пунцовой краской, и она начинала кричать. «Она меня основательно выбранила, – рассказывала Екатерина, – гневно и заносчиво… я ждала минуты, когда она начнет меня бить, по крайней мере я этого боялась». Я напомню читателям, что у Елизаветы были все основания так вести себя в том разговоре с невесткой – она получила доказательства политических интриг Екатерины с послами ряда держав.

Как только родился Павел Петрович, Елизавета сразу же взяла младенца к себе и посвящала ему много времени. Сохранившиеся письма императрицы за последние годы говорят, что она любила этого мальчика глубоко и искренне, интересовалась его здоровьем и воспитанием, думала о будущем. Ходили слухи, что Елизавета задумала устранить Великого князя Петра Федоровича и его жену от престолонаследия, выслать их в Голштинию, а престол передать Павлу, которого начали тщательно готовить к будущему великому поприщу. Именно такого варианта и боялась Екатерина, начиная интригу с Бестужевым и английским посланником Уильямсом, который снабжал Великую княгиню деньгами. Как мы видим, не прошло и двадцати лет, как вновь на сцене – молодая, честолюбивая женщина, иностранный дипломат с тугим кошельком, опять интрига и заговор. Но Елизавета была умнее и решительнее Анны Леопольдовны. Заговор был задушен в зародыше, только страшным усилием воли Екатерина сумела выдержать личный допрос Елизаветы и себя не выдать. Разумеется, с тех пор императрица стала испытывать еще меньше доверия к великокняжеской чете…

Характерная черта Елизаветы – простота поведения, часто воспринималась знатью, как свидетельство «низости» происхождения цесаревны. Ей ставили в вину, что императрица не стеснялась быть крестной матерью многочисленных детей солдат и матросов (не отсюда ли сплетни недоброжелателей о многочисленных «тайных» детях императрицы?), любила английское пиво, не чуралась запросто беседовать с горничными, уборщицами, лакеями. Простоту в общении Елизавета, несомненно, усвоила с детских лет от родителей, она была для нее естественной и удобной чертой поведения. Унаследовала она и простонародную привычку матери: засучивать в гневе рукава платья. Лицо ее при этом покрывалось красными пятнами…

Зимой государыня наслаждалась национальными увеселениями: посиделками, песнями, святочными играми; на масленице она съедала огромное количество блинов и приводила врачей в отчаяние своим пристрастием к щам, буженине, кулебяке. Елизавета стала быстро полнеть. На годовом обеде лейб-кампанцев она появлялась в мундире капитана и подавала сигнал к возлияниям, выпивая символичную рюмку водки. Елизавета была чужда нетрезвых привычек. В этом отношении свидетельства современников, включая самых недоброжелательных, с Мардефельдом во главе, являются все без исключения отрицательными. «Она ни в чем себе не отказывает, как и мать ея Екатерина», писал в 1742 году посланник Фридриха, «только Вакх не принимает в том никакого участия».

От излишеств в питании испортился цвет ее лица, а она дорожила им больше, чем тонкостью талии. Дородность не считалась в России недостатком. Красота и здоровье Елизаветы пострадали в особенности от постоянных бессонных ночей. Она редко ложилась спать до рассвета, и даже лежа в постели старалась отгонять от себя сон, и делала это не только ради своего удовольствия или удобства. Она знала, какие неожиданности готовила иногда властителям ночь, проведенная во сне. В те часы, когда Бирон и Анна Леопольдовна пережили ужасное пробуждение, Елизавета, окруженная в своем алькове полудюжиной женщин, разговаривавших в полголоса и тихо чесавших ей пятки, превращалась в восточную императрицу из «Тысячи и одной ночи» и оставалась в полном сознании до самого рассвета (Валишевский К., 1912).

Возможно, с боязнью покушения была связана и страсть Елизаветы к перестройкам интерьеров. Екатерина II свидетельствует, что императрица никогда не выходила на прогулку или на спектакль, не распорядившись что-то изменить в расположении мебели и вещей. Особенно часто переносили из комнаты в комнату ее постель. Императрица редко спала два раза подряд на одном и том же месте. Наблюдения Екатерины II подтверждает художник Александр Бенуа, который, изучив планы обширнейшего Царскосельского дворца, где все было учтено и продумано, пришел к выводу, что в нем не было опочивальни императрицы, и он тоже объясняет это ее страхом перед ночным переворотом. Есть другое, не менее правдоподобное объяснение. Императрица, приказывая перенести постель или уезжая ночевать в другой дворец, боялась порчи, колдовства, особенно после того, как под ее кроватью нашли лягушачью кость, обвернутую волосом, – явный след работы колдуна (Анисимов Е.В., 1998).

Современники называли ее «веселой» царицей. Балы, маскарады, музыкальные и драматические представления итальянских, немецких и русских трупп – все эти шумные «променады» затягивались далеко за полночь. Известно, что царица Елизавета Петровна была страстной картежницей. В годы ее правления в карты в России играли повсюду: во дворцах, в клубах. Хорошенькие девушки получали тогда «карманные деньги» не для покупки украшений, но «для карточной игры». Правила поведения за ломберным столом были зафиксированы даже в книгах по этикету… Государыня отходила ко сну где-то в шестом часу утра. Как врачу, мне наиболее близко медицинское объяснение этой привычки. Биоритмы, как правило, являются наследственными, а Екатерина I тоже была воплощенной «совой».

В елизаветинские времена придворным торжествам и застольям возвращаются чинность и продолжительность. Приведем описание в «Петербургских Ведомостях» придворного бала, данного 2 января 1751 года. В этот вечер «как знатные обоего пола персоны и иностранные господа министры, так и все дворянство от 6-го до 8-го часа имели приезд ко двору на маскарад в богатом платье и собирались в большом зале, где в осьмом часу началась музыка на двух оркестрах и продолжалась до семи часов пополуночи… были убраны столы кушаньем и конфектами для их императорских высочеств с знатными обоего пола персонами и иностранными господами министрами в особливом покое, а для прочих находившихся в том маскараде персон в прихожих парадных покоях на трех столах, на которых поставлено было великое множество пирамид с конфектами, а также холодное и горячее кушанье. В оной большой зале и в парадных в паникадилах и крагштейнах горело свеч до 5000, а в маскараде было обоего полу до 1500 персон, которые все по желанию каждого разными водками и виноградными винами, кофеем, шоколадом, чаем, оршатом и лимонадом и прочими напитками