«Великая Елизавет

И силу кажет и державу,

Но в сердце держит сей ответ:

«Размножить миром нашу славу

И выше, чем военный звук,

Поставить красоту наук…»

Подумала: «Все пустое… Лесть, лицемерие… Как же быстро все уходит: молодость, здоровье, жизнь. Все суета сует!». Вспомнила сегодняшнее утро, когда совершая макияж, внезапно почувствовала головокружение, горлом вновь хлынула кровь. Государыня слегла в постель. «Двадцать лет на троне! Как быстро миновало время… Целая жизнь пронеслась. С пользой ли? Все ли сделала, что могла?» – думалось Елизавете. А совершено немало: победоносные войны, упрочившие престиж империи, укрепление экономики, отмена смертной казни, ликвидация Доимочной канцелярии, учреждение Московского университета, Академии художеств, первой гимназии для дворян и разночинцев, строительство Петербурга, развитие театров…

Царицу снова зазнобило, позвонила в золотой колокольчик. Тихо ступая, вошел истопник и стал растапливать огромную печь, отодвинув бронзовый экран. Комната ярко осветилась, наполнилась терпким ароматом сосновых поленьев, весело затрещавших в очаге. Уставшая государыня вновь опустилась в кресло, закрыла глаза, стараясь уснуть. Внезапно вспомнилась такая же зима, давняя зима ее торжества, ее славы…

* * *

Предзимье 1741 года… Ночь опустилась на Неву, уже погребенную под ранним льдом. Спал и Петербург под плотным снежным саваном. Онемеченная, было, Россия императрицы Анны, Бирона, Миниха, Остермана умирала. С ярким морозным солнцем приходящей зари рождалась новая страна – держава Елизаветы, наследницы дел своего великого отца. Как перед каждым человеком в решающий момент жизни открываются три дороги, так случилось и с ней. Альтернативы у Елизаветы не было: взять власть в свои руки, либо подвергнуться принудительному постригу в монастыре или быть заточенной в темнице, а то и погибнуть. Она избрала первый путь. Звезда Елизаветы Петровны взошла глухой морозной ночью 25 ноября 1741 года, когда она во главе заговорщиков – гвардейцев захватила Зимний дворец и арестовала младенца – императора Ивана Антоновича и его мать. Во время штурма произошел забавный эпизод: заговорщики бежали к дворцу через площадь, и Елизавета стала от них отставать – прыгать по сугробам ей мешали длинные юбки.

И тогда солдаты подхватили Елизавету на плечи и внесли в Зимний, ставший на долгие годы ее домом.

Именные списки военных, совершивших переворот 25 ноября 1741 года, позволяют уточнить вопрос о его социальной основе. Перечень состоит из фамилий 308 гвардейцев. Из них 25 % происходили из знатных дворян и однодворцев, 44 % из крестьян, 16 % были детьми священников и купцов, остальные вышли из семей инородцев, казаков, людей посадских.[69] Что касается возраста, то 72 % от числа лейб-компанцев суммарно составляли ветераны, служившие еще при Петре I и юная «необстрелянная» молодежь. Е.В. Анисимов (1986) полагает, что именно это сочетание стало основным «горючим материалом» ноябрьских событий. Как видим, переворот был совершен не аристократической верхушкой – Елизавета опиралась на различные, самые широкие слои общества. Новая императрица сразу была поддержана Русской Православной Церковью, претерпевшей немало незаслуженных обид при бироновщине. Это, в частности, проявилось в блестящих проповедях, произнесенных в декабре 1741 года Высокопреосвященнейшим Амвросием, Архиепископом Новгородским, архимандритами Кириллом (Флоринским) и Димитрием (Сеченовым).

Она родилась 19 декабря 1709 года; год этот много говорит каждому русскому человеку. В день, когда Елизавета появилась на свет, армия ее венценосного отца триумфально вступила в Москву после Полтавской победы. В это время Петр I не был еще повенчан с Екатериной Алексеевной, в чем в последствии упрекали их дочерей Анну и Елизавету, родившихся от этого союза. В это время Петр вернулся в Москву в сопровождении целого отряда шведских пленников, и слава окружила его новое потомство таким сиянием, что, не взирая на мучительные испытания, судьба империи оказалась неразрывно связанной с участью ливонской пленницы Екатерины и ее дочерей.

После преждевременной смерти Петра II наследие Полтавского героя сделалось предметом спора между тремя ветвями царствующей династии. Елизавете сначала не суждено было принять участие в этом соперничестве. Вступив на престол, ее мать возымела относительно нее честолюбивые замыслы. Это отразилось и на воспитании Елизаветы. Старшая дочь императрицы, Анна, заключила брак в Германии, и Екатерина «по важным соображениям» желала, чтобы младшая дочь умела говорить по-французски и хорошо танцевала менуэт. «Соображения» эти известны. Менуэт должен был произвести впечатление на Версаль: императрица думала, что большего и нельзя было требовать от благовоспитанной принцессы. Поэтому, за исключением учителей французского языка, хороших манер и танцев, воспитание цесаревны было предоставлено ее собственному усмотрению. Неудивительно, что оно не было особенно мудро направлено. Она заполняла время верховой ездой, охотой, греблей и уходом за своей несомненной красотой (Валишевский К., 1912).

Черты ее лица не были классическими, «портил» дело нос – короткий и приплюснутый, но великолепные темно-синие глаза украшали и освещали лицо. Впоследствии она не допускала правдивого изображения своего носа на портретах, и знаменитому граверу Шмидту пришлось переделать его на портретах перед «перенесением» на медали, монеты… По той причине она не позволяла изображать себя в профиль. Елизавета была хорошо сложена; у нее были красивые руки и ноги, ослепительный от природы цвет лица. Несмотря на пристрастие к французским модам, она никогда не пудрила волос; они были красивого каштаново-рыжего цвета.

В юности, в костюме итальянской рыбачки, в бархатном лифе, красной коротенькой юбке, с маленькой шапочкой на голове и парой крылышек за плечами – в те времена девушки носили их до 18 лет, а впоследствии в мужском костюме, потому что он обрисовывал ее красивую фигуру, она была неотразима. Елизавета очаровывала мужчин своей живостью, веселостью, резвостью. «Она как будто создана для Франции, – писал саксонский посол Лефорт, – и любит лишь блеск остроумия». В январе 1722 года, объявляя ее, согласно обычаю, совершеннолетней в присутствии многолюдного собрания, Петр ножницами обрезал ей крылья. Ангел превратился в женщину (Павленко Н.И., 1999). Екатерина I не оставляла своей заветной мысли, и в 1725 году осторожно предложила Елизавету в жены Людовику XV. В то время уже давно подготовлялся франко-русский союз; но после Петра I, задумавшего его, Екатерина хотела положить в основание его и это брачное условие. Однако французский двор вежливо отверг предложение породнить короля с дочерью крестьянки…

Еще при жизни Петра II ее стали звать «Венерой», в противоположность сестре царя, серьезной и безупречной Наталье Алексеевне, носившей прозвище «Минервы». Елизавета так и осталась «Венерой», иногда «допуская без стеснения», как писал испанский посол герцог Лирия, «вещи, заставлявшие краснеть скромных людей» (Гельбиг Г., 1900). Она собирала у себя в Александровской слободе молодое легкомысленное общество; когда Анна Иоанновна заставила ее последовать за собой в Петербург, Елизавета продолжала