Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще летом пятьдесят шестого случилось мелкое событие, которое в МАПе назвали «история о том, как Владимир Михайлович поссорился с Владимиром Николаевичем». На самом-то деле Мясищев с Челомеем даже не собирался хоть как-то ссориться, но после того, как ОКБ Челомея получило задание «довести ракету УР-100 до боеспособного состояния», у него просто не осталось ресурсов на разработку всех «висящих в плане» самолетов-снарядов. Совсем не осталось, так что Владимир Николаевич на очередном совещании в министерстве просто предложил передать разработку авиационного изделия Мясищеву. Во-первых потому, что новый самолет-снаряд разрабатывался под новый самолет Владимира Михайловича, а во-вторых потому что работы эти и без того велись в очень тесной кооперации двух КБ и у Мясищева для совместной работы даже специальный отдел был уже сформирован.
Шахурин предложение Челомея поддержал, а на возражения Мясищева в стиле «у нас же нет нужных специалистов» ответил просто: забрал у Владимира Николаевича двадцать разработчиков, которые тянули эту тему и передал их в Фили. Понятно, что такой поворот Владимира Николаевича обрадовал крайне мало — но дело есть дело. Вдобавок Алексей Иванович для переведенных специалистов «из фондов министерства» распорядился выстроить комфортабельное жилье — что несколько снизило остроту жилищной проблемы в Реутове, так что в конечном итоге Главные конструктора разошлись мирно.
Острота проблемы снизилась, но сама-то проблема осталась — в особенности из-за того, что половина выпуска МАИ пятьдесят шестого года была распределена между этими двумя предприятиями. Хорошо еще, что большинство выпускников оказались людьми несемейными и ли в крайнем случае малосемейными (то есть пока что детьми обзавестись не успели) — и «новичков» расселили временно по общежитиям. Но оба конструктора (получившие по завершении этих преобразований) статус «Генеральных конструкторов», распорядились (опять-таки по взаимной договоренности) одновременно нарушить постановление Президиума Верховного Совета и ту часть жилья, которую предприятия строили «хозяйственным способом», приказали возводить по «уплотненным вариантам». Здраво рассудив, что молодежь двумя и более детей обзаведется не скоро (на случай рождения близнецов запасные варианты тоже прорабатывались), а молодой семье малогабаритная, но отдельная квартира тоже вполне сгодиться.
Так что с осени ОКБ-51 в основном сосредоточилось на двух проектах: УР-100 и предложенный морякам Челомеем самолет-снаряд для подводных лодок, способный запускаться из-под воды. Сначала флотоводцы предложение Челомея высмеяли, но чуть позже решили, что проект выглядит весьма перспективно и поддержали его (морально — проведя «разъяснительную работу» в правительстве и физически, обеспечив приличное его финансирование). И сами начали активно готовиться к работе над этими ракетами, в Ленинграде начали даже строить специальную «подводную лодку», которую было решено разместить в озере Иссык-Куль. То есть плавать этой лодке самостоятельно не требовалось, по сути это был всего лишь имитатор, способный самостоятельно погружаться и всплывать — и на который можно было снаружи навесить самое разнообразное оборудование для проведения подводных испытаний. Но работы здесь было много, и работы не простой: ведь кроме всего прочего ее нужно было как-то до озера довезти и там собрать. Впрочем, эти заботы моряков ОКБ Челомея вообще никак не касались.
А вот пристальное внимание к его работе со стороны руководства страны его несколько напрягало. И особенно напрягало то, что Лаврентий Павлович постоянно Владимира Николаевича донимал вопросами «ну когда же?» Так что на очередной встрече с руководителем ВПК СССР он не сдержался:
— Лаврентий Павлович, вы же своими глазами видели, что ракета в принципе летать умеет. А то, что она летать пока умеет лишь туда, куда сама захочет, я сейчас исправить не в состоянии. Поскольку системами управления занимаются другие предприятия, на которые я в принципе никак повлиять не могу, они ведь не то что в МАП не входят, они вообще к ВПК напрямую не относятся. Да и те, что относятся… откровенно говоря, я уже просто устал ругаться с Валентином Петровичем по поводу проведения доработки системы управления тягой его двигателей.
— Я мне об этой проблеме сообщить?
— Ну и что бы вы сделали? Во-первых, он сильно, я бы даже сказал, критически загружен по программе разработки двигателей для машины Королева. А во-вторых, он и вам бы предоставил тысячу неоспоримых причин, объясняющих, почему он эту доработку сделать не может. Хотя на самом деле просто не хочет…
— Это почему это? — очень удивился Берия.
— Это потому, что Валентин Петрович конечно гениальный конструктор. Но как человек — он просто говно. Сейчас он просто не хочет ругаться с Королевым, который тоже конструктор гениальный, но говно еще более говнистое.
— Смело вы ярлыки развешиваете…
— Имею право. Потому что я и сам такое же говно — по крайней мере с точки зрения Глушко и Королева. Но тут уж ничего не поделать: в большинстве случаев главный конструктор может чего-то добиться только будучи этим самым говном. Исключений крайне мало: в МАПе это Петляков и Мясищев, в МОМе, пожалуй, только Янгель. Еще Макеев не очень говнистый, но ему крупно повезло.
— Хм… а в чем повезло Макееву?
— А он прикрылся флотоводцами, ему теперь не нужно ресурс зубами вырывать у конкурентов. Кстати, поэтому и Бериев может вести себя прилично: моряки своих защищают и ресурс у них имеется.
— Пожалуй… С Петляковым понятно, ему еще Иосиф Виссарионович благоволил и работу его поддерживал всячески. А почему Мясищев?
— Ему воспитание не позволяет. Как и Павлу Осиповичу, но у белорусов это в крови. Однако поскольку говна ему в характере не хватает, его слишком просто такие как я или Королев сожрать могут. Везет ему, что он занимается тем, во что другие не лезут.
— Как же не лезут, а Гудков с Горбуновым, Гуревич?
— Гудков с Горбуновым сожрали — на счастье всей страны — Лавочкина, и до сих пор переваривают сожранное. Гуревич… так как Артем Иванович теперь у товарища Патоличева не в чести, то у него возможностей сожрать Сухого просто нет. Да и косит он на соседней поляне, пока с Павлом Осиповичем не пересекается.
— А Бартини? Как вы его оцениваете?
— Гений, но, должен сказать, человек он просто глубоко несчастный. Он же итальянец, наверху его до сих пор полностью своим