открытость и цивилизованность этой древней нации казалась удивительной. Это «неразвитое» общество в сердце Дунчуаня перевернуло все его представление о шаманах.

Земля шаманов была колыбелью бабочек-паразитов. Люди здесь могли использовать всевозможные странные заклинания, а само слово «шаман» было окутано особой аурой. Кроме того, к не в меру разговорчивому Алоцзиню Сюань Цзи был неизбежно предвзят. Он считал, что образ «шамана» похож на образ «черного волшебника» из фильмов. Все они должны были быть закутаны, как арабские женщины, оставив свободной лишь прорезь для глаз. Они должны были скрываться весь день и выходить только по ночам. А когда им нечего было делать, они собирались вокруг костра и совещались, кто же умрет в ближайшее время.

Однако Дунчуань вовсе не был таким мрачным. Местные шаманы вели довольно яркую жизнь. Люди здесь казались очень ленивыми. Каждый раз, выпасая скот, хозяин сразу же начинал искать себе место, где можно было бы прилечь. Если животные разбредались, люди не видели в этом особой проблемы, ведь они могли запросто вернуть их всех в течение нескольких дней. Здешние дети начинали учиться, когда им исполнялось пять или шесть лет. В клане не было ни одного неграмотного человека. Вечерами делать было особо нечего. Все жители поднимались на вершину горы и отдыхали. Глава клана и великий мудрец неизменно присоединялись к ним. Люди сидели вместе, никого не возвеличивая и не испытывая неловкости. Они пели и танцевали, рассказывали истории и даже спорили о чем-то из ранней философии.

— Мне кажется, это место очень похоже на Афины, — будто сам себе сказал Сюань Цзи. — Зачем было называть себя «шаманами»? Это так страшно звучит.

— По их словам, они называли себя «людьми, живущими в лесу на склоне холма»», — сказал Шэн Линъюань. — «Шаманами» их прозвали чужаки. Страшно? Возможно, тогда это звучало пугающе.

— Их дети тоже звали тебя…

— Линъюань?

— Я думал, это псевдоним.

— Я не помню своего настоящего имени. Я не знаю, какое из них псевдоним, — улыбнулся Шэн Линъюань. — Имя «Линъюань» довольно редкое. Говорили, что оно детское, дарованное мне старшими. Его легко произносить, поэтому я так и представился.

Говорят, что древние, давая имена, уделяли самое пристальное внимание скрытому в них смыслу. Но два иероглифа «Линъюань»4 в действительности имели дурное значение. В особенности учитывая, в какой непростой период родился Его Величество.

4 灵渊 (língyuān) бездонное (глубокое) озеро; таинственная пучина.

«Что же это за старшее поколение, что имело такие злые намерения?» — подумал Сюань Цзи.

Он следовал за молодым Шэн Линъюанем, и всякий раз юноше казалось, будто маленький принц находился в отпуске. Каждый день он только и делал, что отдыхал, читал книги, задавал вопросы великому мудрецу или помогал подавать травы. Самая большая беда заключалась в том, что главный проказник Алоцзинь постоянно ему докучал.

Сюань Цзи думал, что в памяти императора его ожидали кровавые реки. Но в действительности, они лишь бесконечно следовали за мальчиком, наблюдая за его ежедневными хлопотами. В конце концов, в «обратном течении» Шэн Линъюань был всего лишь десятилетним ребенком, и у него еще не было никакого интереса к взрослению.

— Подождите, Ваше Величество, — на мгновение засомневавшись, Сюань Цзи все же не удержался от вопроса. — Вы только что сказали, что если кто-то попадет в воспоминание, то навсегда застрянет в нем. Неужели мы теперь в ловушке?

Шэн Линъюань безразлично посмотрел на юношу.

Сюань Цзи внезапно обнаружил, что чем больше взлетов и падений в настроении Шэн Линъюаня он видел, тем более отчужденным становилось его отношение. Если бы он не знал, что попал в ловушку в сознании человека, не желавшего просыпаться, Сюань Цзи подумал бы, что она безупречна5.

5 无懈可击 (wú xiè kě jī) нет слабого места, по которому можно было бы ударить (обр. в знач.: безупречный; непогрешимый).

Неужели он действительно так слаб, что позволит обмануть себя? Неужели он действительно намерен навечно остаться в воспоминаниях?

На мгновение Сюань Цзи показалось, что, поднявшийся со дна озера император У, впервые за все время был похож на человека из плоти и крови. Слабость сильного так же волнительна, как и храбрость труса.

— Но мы ведь все равно должны найти выход, верно?… — медленно произнес Сюань Цзи.

Прежде чем он успел договорить, Шэн Линъюань слегка кивнул.

— Ну, это было бы разумно.

Сюань Цзи промолчал.

На долгие уговоры времени не было.

— Это врожденный инстинкт человека — избегать тягот и забот6. Я ведь тоже не могу пренебречь условностями. — на мгновение задумавшись, спокойно произнес Шэн Линъюань. — Все это было так давно, что я даже растерялся и какое-то время ничего не мог понять. Почему бы нам не сделать так: что ты хочешь узнать? Просто спроси меня. Может быть, при помощи твоих вопросов, я смогу выбраться из этого бесконечного круга незначительных мелочей.

6 避重就轻 (bì zhòng jiù qīng) избегать тяжёлого, искать лёгкого (обр. в знач.: идти по пути наименьшего сопротивления).

— Ваше Величество, — не удержался Сюань Цзи, — как может что-то, что заманило вас в ловушку, быть незначительным?

Шэн Линъюань, вероятно, решил, что маленький демон слишком сентиментален для того, чтобы это понять. Глядя на него, он улыбнулся.

— Хорошо, тогда что ты предлагаешь?

В его присутствии Сюань Цзи постоянно испытывал чувство бессилия, будто он только и делал, что растрачивал свои чувства впустую. Этот человек всегда сохранял хладнокровие и держал себя в руках. Что бы ни случилось, он продолжал изучать свои слабости и уничтожать их. Это было то таинственное, что отличало Его Величество от всех остальных людей.

Но, как только он понял свою ошибку и до того, как он успел заговорить, окружающая их действительность начала рушиться. Очевидно, Шэн Линъюань привел в порядок свои мысли и, сохраняя самообладание, оставил это простое и теплое воспоминание о юности позади.

Мирная деревня клана шаманов внезапно разлетелась на множество осколков, как разбитая ваза.

Они провалились в ночь. Прежде чем Сюань Цзи перестал падать, он увидел, как со скрипом открылась задняя дверь дома главы. Держа в руках матерчатый мешок, маленький Алоцзинь выскользнул из хижины и направился прямо к подножию горы. Лицо его выражало обиду, а ладонь левой руки покраснела и распухла. «Стукач» потерял всякое терпение и Алоцзинь вынужден был сбежать из дома.

— Что с ним случилось?

— Он украл у великого мудреца «заклинание ужаса» и подложил его мне под подушку, — сказал Шэн Линъюань. — «Заклинания ужаса» могут пробудить в людях их самые сокровенные страхи, но в этом нет ничего плохого. Страх — это всего лишь иллюзия. Когда человек это поймет, он исчезнет. Первоначально сам великий мудрец использовал