— Эльза кое-что рассказывала мне о том, как с тобой обошелся Калум, и о чувствах, которые ты к нему питала. Скажи, эта страсть по-прежнему тебя тревожит?

Одетта отвела глаза в сторону и сжала губы.

«И как только Эльза посмела рассказать об этом матери? — подумала она. — Да и Сид тоже хороша». Кто, в конце концов, дал им право копаться у нее в душе, когда она сама на это не решается, поскольку страшно этого боится?

— Главное, не допустить, чтобы страсть разрушала человека, направить ее действие в созидательное русло, — наставительно сказала Сид, беря со стола большой розовый кристалл кварца, который в соответствии с религией дзен должен был концентрировать и направлять положительные энергии, и глядя сквозь него на Одетту. — А для этого необходимо научиться управлять ее токами.

«Опять ее понесло, — с все возрастающей злостью думала Одетта. — Пусть лучше прибережет свой пыл для клиенток из Интернета!»

— Неужели ты не понимаешь, что тебя послала сюда сама судьба? — продолжала между тем гнуть свое Сид. — И ты оказалась здесь по той только причине, что здесь оказался Калум. Ну а коли так, ты должна действовать. Необходимо использовать свою страсть конструктивно, пока она не разрушила тебя, как разрушила Джоба.

И тут на Одетту словно снизошло озарение. Она вспомнила недавний разговор и, как ей показалось, поняла, по какой причине Сид его завела.

— Сид, вы не сможете прожить свою жизнь заново, питаясь моей болью и страстями, — тихо сказала она.

Сид не стала этого отрицать. Она просто рассмеялась, подмигнула Одетте и сказала:

— Не смогу, так хоть понаблюдаю со стороны, как ты живешь. Даю тебе завтра свободный день. И если ты не разузнаешь, что творится за стенами Фермонсо-холла, я тебя уволю.

— Одетта ступила в навоз, с усилием вытащила ногу, обнаружила, что потеряла ботинок, и выругалась.

Она бродила вокруг Фермонсо-холла часов, наверное, с восьми, но так к нему и не вышла, зато успела провалиться в навозную кучу и лишиться ботинка. Потом она с помощью жерди попыталась его выловить и предавалась этому занятию не менее четверти часа под любопытствующими взглядами небольшого сообщества овец, жавшихся от ветра к живой изгороди.

Ботинок она так и не выловила, хотя с ног до головы перепачкалась в грязи и навозе. Нечего и говорить, что ни первое, ни второе обстоятельство нисколько не приблизили ее к цели путешествия.

Услышав шум мотора подъезжавшего автомобиля, Одетта бросила обозревать белесые от тумана окрестности и повернулась на звук. Через минуту из-за холма появился большой пикап с кузовом и лавками для перевозки рабочих. Спрятавшись за живой изгородью — кому охота выглядеть идиоткой в одном ботинке? — Одетта, к большому своему удивлению, увидела за ветровым стеклом кабины Джимми Сильвиана. Он ухитрялся делать три дела одновременно: крутить руль, жевать бутерброд и разговаривать по мобильному телефону.

Сообразив, что путешествие в Фермонсо-холл сегодня уже не состоится, Одетта, словно сбежавшая с бала Золушка, вернулась в одном ботинке на ферму. Ввалившись к себе, она почувствовала, что не может больше обходиться без дружеского общения, и, переступая от нетерпения ногами по пыльному полу, достала из чемодана мобильник. Пару раз его встряхнув — временами он у нее почему-то отключался — и убедившись, что аппарат работает, она позвонила ближайшей подруге и родной душе — Эльзе.

— Ну, как к тебе относится мать? — был первый вопрос, который задала ей Эльза, когда они поздоровались.

Одетте хватило ума не вдаваться в подробности.

— Она чертовски мила. Даже готовит для меня ужины. А также развлекает байками из своей жизни. У меня сложилось такое впечатление, что Сид задумала написать свою биографию и хочет проверить на мне какое впечатление произведут на читателя те или иные главы из ее будущей книги.

— Вот уж эту книгу я бы почитала с удовольствием, — сказала со смехом Эльза. Потом в трубке послышался какой-то шорох, после чего Эльза заговорила снова: — Извини, дорогая. Это все Йен. Пытается подслушать, о чем это мы болтаем. Погоди: кажется, он хочет сказать тебе несколько слов…

Однако, прежде чем Йен успел сказать хоть что-нибудь, телефон у Одетты отключился. «Может, оно и к лучшему», — подумала Одетта. Все, что ей надо было знать, Эльза сообщила, а о дурном Одетта знала сама. Дело было в том, что Эльза любой ценой хотела выйти замуж до рождения ребенка, хотя врачи всячески ее от этого отговаривали. Одетта тоже считала, что с этим спешить не стоит — какая это, к черту, свадьба, когда невеста, можно сказать, на сносях? Тем не менее все необходимые приготовления к свадебным торжествам делались, а великолепное платье от известного кутюрье Арчи Че было уже готово, хотя и подвергалось переделкам в зависимости оттого, какие размеры и форму приобретал живот Эльзы.

У Йена имелись свои собственные трудности и огорчения. Его дитя — написанный им несколько месяцев назад роман — не был пока принят ни одним крупным издательством, и Йен по этому поводу сильно комплексовал и нервничал. Он-то считал, что написал бестселлер, издание которого поможет ему разом покончить со всеми материальными проблемами. Но поскольку контракт с ним никто подписывать не торопился, Йен мрачной тенью бродил по издательствам и большим книжным магазинам, желая лично узреть счастливчика, который получил все то, чего был лишен он.

Забежав по случаю в какой-то крупный книжный магазин, Йен увидел сидевшего за прилавком человека в черных очках, раздававшего направо и налево автографы. Присмотревшись, Йен понял, что парень в очках — известный гитарист Микки Мур из группы «Рамблинг Рунз».

— Неужели биографии знаменитостей пользуются таким спросом? — поинтересовался у продавца Йен.

Тот пожал плечами:

— Зависит от масштаба личности и от того количества грязи, которую эта личность готова извергнуть из себя на окружающих.

— А что вы думаете по поводу мемуаров Сид Френсис? Будут они расходиться?

У продавца при этих словах глаза зажглись, как противотуманные фары.

— Еще бы! Сид Френсис! Она всех знала. Джеггера, Муна, Ричардса. Да и сама та еще была штучка! Только представьте, что бы она могла понаписать.

— Представляю, — сказал Йен и неожиданно расплылся в широкой улыбке.

Калум, как и положено землевладельцу, обходил свои владения. На нем были резиновые сапоги, короткое пальто, а в правой руке он сжимал толстую суковатую палку. За ним следовал «устроитель африканских сафари», а ныне его управляющий Джимми Сильвиан.

В Фермонсо Джимми Сильвиану нравились две вещи: работа, с которой он легко и быстро справлялся, и посиделки с Калумом по вечерам за бутылкой хорошего виски. Все остальное — особенно такие вот прогулки — он считал бессмысленной тратой времени. На этот раз, впрочем, он увязался за Калумом намеренно — хотел обсудить с ним одну вещь, которая казалась ему совершенно невероятной.