Поверьте, меньше всего мне хотелось вставать, садиться на велик и торопиться в ненавидимую всеми фибрами души школу.

– Бусечка, я сегодня не пойду на занятия, – прошептала я, – вчера уроки не сделала, голова болит, насморк начинается, в горле кошки скребут.

Я ныла безо всякой надежды на успех. Белка обожает меня, но в отношении учебы она кремень. Меня отправят в школу, даже если с неба посыпятся камни или живые скорпионы. Ребенок обязан посещать занятия и набивать голову ненужными в его дальнейшей жизни знаниями. Тут Белка беспощадна!

Но вместо обычной фразы: «Лень не болезнь, немедленно иди умываться», – бабуля неожиданно простонала:

– Я ее убила? Она поправится?

Мне стало смешно. Белка, как всегда, не логична. Если человек мертв, ему никогда не стать здоровым. Затем душу затопила волна счастья. Я подцепила инфекцию! Чуму, холеру, черную оспу! Все остальные недуги Белка сочтет за ерунду – помнится, я училась, даже болея скарлатиной. Правда, бабуля не поняла, как мне плохо: сыпь на теле появилась уже после того, как я пришла на занятия. Вот она, радость! Больная бубонной чумой девочка заслужила счастье остаться дома! Ура!

– Нормально, – прогудел мужчина, – сейчас очнется.

Я открыла глаза, реально оценила происходящее и вздохнула. Степа, ты уже студентка, школа осталась в прошлом. На дворе август, успокойся и отдыхай всласть.

– Степашечка. – всхлипнула Белка, – я не поняла, что гризли – это ты!

В моем мозгу разом вспыхнуло воспоминание о тяжелом костюме и медвежьей морде, постоянно бившей о пол.

– Я решила, что наглец меня пугает, – частила бабуля, – ну и долбанула его по башке вот этой штучкой.

Я обозрела «штучку». Бейсбольная бита. Бабуля держит ее в своей спальне на всякий форс-мажорный случай. Однако у меня голова сделана из титанового сплава, раз она не распалась на части.

– Жива! – бурно радовалась Белка.

– Странно, да? – хихикнула я и села. – Может, меня, как Буратино, вырезали из полена? Ни малейшего головокружения!

– Морда-маска самортизировала удар, – сказал мужчина.

– Кто там? – спросила я.

В поле зрения появился Геннадий Петрович.

– Добрый день, – сказал он.

– Бабуся! Зачем ты его позвала? – недовольно спросила я.

– Степашечка! – зачастила Белка. – Когда я сняла с тебя костюм, поняла, кого охреначила!!! Ты молчала, не отвечала на мои вопросы, даже чаю с вареньем не захотела!

Ага, интересно, какой реакции ожидала бабуля от человека, которого огрели бейсбольной битой? Неужели думала, что он бойко вскочит и исполнит половецкие пляски?

– Геннадий Петрович врач, – оправдывалась Белка, – он давал клятву Гиппократа, умеет хранить тайны.

Я села. Уж сколько раз я говорила о наивности бабули! Но у Белки есть еще одно восхитительное качество. Она считает всех людей хорошими и очень переживает, когда выясняется, что у милого ей человека не так уж много положительных качеств.

– Геннадий Петрович нас не выдаст, – заговорщически шептала бабуля, – я ему все рассказала! Про Мишу и Ивана!

– Отлично, – язвительно сказала я.

– Одобряешь меня? – обрадовалась Белка. – Меня волновала твоя реакция. Комаров теперь наш помощник. Его тоже возмутил факт подпольной съемки фильма.

– Мерзавцы! – с гневом произнес дерматолог. – Нужно найти их камеру и сжечь! Разбить! Раздробить! Чтобы ничего не попало в Интернет!

Я кивала. Ну конечно! Педофилу, приехавшему на отдых с малолеткой, которую он выдает за свою дочурку, огласка ни к чему.

– Приятно встретить единомышленника, – радовалась бабуля, – может, Степашке лекарство дать? Выпиши ей хорошее средство.

Геннадий Петрович взглянул в окно, за которым лил ливень.

– До аптеки не добраться.

– Дома всего полно! – заверила его Белка.

Комаров почесал щеку, потом лоб, шею. Глядя на него, я тоже начала скрести ногтями кожу в разных частях тела.

– Можно выпить валерьянки, этак капель сорок, – задумчиво произнес Комаров, – простое, но отличное средство, мигом снимает стресс. Потом таблетку анальгина от боли и аспирина просто так, для профилактики.

– Ужин готов! – заорали снизу. – Идите есть!

– Геннадий Петрович, мы рассчитываем на вас, – воскликнула Белка, – хотим отомстить безобразникам, не надо, чтобы мерзавцы поняли, что мы их раскусили.

– Я буду нем как рыба и готов вам содействовать, – ответил Комаров, выходя за дверь.

Я посмотрела ему вслед, затем еще раз выслушала извинения бабули, заверила ее, что мой мозг высечен из камня, поэтому встреча с бейсбольной битой не нанесла ему ни малейшего вреда, и вообще, я очень люблю ползать по коридору в каркасе, на который натянута шкура синтетического Топтыгина, и пошла в библиотеку.

Мне срочно понадобилась книга, которая стояла в разделе словарей и справочников. Чтобы не привлекать интереса к своей персоне, я решила не зажигать большую люстру, подумав, что хватит настольной лампы. Взяла необходимый том, села в кресло и машинально попыталась подсунуть под спину подушку. Рука не нащупала знакомого предмета. Я удивилась: куда подевалась лисичка?

Несмотря на прожитые годы, Белка не растеряла романтических иллюзий. В столовой-гостиной у нас развешаны ужасные картины, которые ее мужу Алексею Варбакасу в далеком 1945 году подарил благодарный за спасение немец, в спальне у Белки бережно хранятся все подарки супруга, а еще у нее есть «мемориальный» шкаф. Там на полках полно всякой ерунды, которая для бабули ценнее уранового месторождения. Ну, например, два использованных билета в кино на первый сеанс, который Изабелла и Алеша посетили вдвоем, засушенные цветы, останки букета (его держал Алексей Николаевич в момент предложения невесте руки и сердца), крошечный слоник из дерева (муж подарил ей безо всякого повода, увидел на прилавке милую безделицу и приобрел). Письма, телеграммы, пачка календарей, на листах которых отмечены семейные даты, – короче, история любви бабушки и деда. Для Белки муж жив, поэтому бабуля не любит посещать погост. Она убедила себя в том, что любимый уехал в длительную командировку, когда-нибудь он непременно вернется.

Есть вещи, которые не являются подарками Алексея Николаевича, но косвенно с ним связаны. Выбросить их бабуля не может, хотя держать в своей комнате не хочет. Вот, допустим, подушка в виде лисы: голова, лапы, длинный хвост, а посередине мешок, набитый ватой. Напомню, Алексей Варбакас был портной, лису он использовал в качестве хранилища для булавок. Сейчас она – естественно, без иголок – доживает свой век в библиотеке, спит в кресле, служа читателям валиком под спину.

Вот только сегодня подушки на месте не было. Ну и кому могла понадобиться старая потрепанная вещь? Ни малейшей ценности бывший портновский аксессуар не представляет. Зачем его уносить?