Так, значит, есть «но», Саша?

В виски толкнулась кровь, в носу защипало. Признайся, сколько же ты будешь трусить! Признайся, ну же, нельзя больше хранить эту стыдную тайну, она причиняет вред тем, кто стал дорог! Ну почему, почему именно сегодня?..

Александра зажмурилась.

– Я… я был бы счастлив назвать вас подругой… сестрой…

– Ах вот как…

– Ягина…

– Не нужно, Саша. – Ягина мягко коснулась ее щеки. – Идите развлекайтесь. Борис сказал, он скоро будет представлять новых болотниц, там мы и увидим Машу. А пока – наслаждайтесь балом.

Она легко толкнула, и лист кувшинки, на котором сидела Александра, качнулся и поплыл, стремительно отдаляя ее от беседки. Из-под воды поднялись пузыри, явственно послышался журчащий смех.

– Ягина! – крикнула Александра, вытягивая руку. – Подождите!

– Встретимся позже! – Ягина попыталась передать ей перчатку, но лист слишком отдалился, белое пятнышко плюхнулось в воду между ними.

Александру несло теперь в другой конец зала. Она вцепилась в края листа, боясь вздохнуть, лишь бы не опрокинуться в воду. А бесстыжие девицы то и дело выглядывали на нее с любопытством и все хохотали: «Прокатитесь с нами, корнет, прокатитесь!»

– Да что ж вы, перестаньте! – убеждала Александра. – У меня уже голова кругом!

Но проказницам не было дела.

– Полно, корнет, нельзя быть таким трусишкой!

Лист все кружился, скользил мимо танцующих, дальше вокруг зала. Александра едва не взмолилась о пощаде, как вдруг заметила впереди сидящую в одиночестве фигуру. Крошечный огонек осветил лицо, и Александра подскочила.

– Константин! – крикнула она, протягивая руку.

Константин недоуменно оглянулся, увидел приближающийся лист, машущую Александру и все понял. Немедленно поднявшись, он потянулся навстречу. В смятении глянул на свою руку без перчатки, но времени передумать не осталось. Секунда – и их ладони соединились. Константин ухватил крепко, дернул, помогая Александре прыгнуть на его лист. Опомнившись, отшатнулся – столь резко, что Александра не удержалась и упала на него, и теперь они оба рухнули и забарахтались на подушках. Лягушки на мгновение замолкли, всполошенные кутерьмой, но тут же принялись голосить по новой.

Александра села, стараясь отдышаться.

– Кажется, есть все основания заявлять, что ваше прикосновение для меня не смертельно.

Константин коротко рассмеялся.

– Пожалуй, вы правы, – сказал он. Вместо того чтобы подняться, он так и остался лежать, только устроил голову на подушке.

Александра оглянулась. Лист ее, влекомый болотницами, уплыл и скрылся.

– Оставайтесь. – Константин угадал ее мысли. – Здесь есть еще место.

Александра с радостью приняла его приглашение. Вечер на балу измотал не меньше дневного перехода, и в прохладно-лягушачьей темноте, украшенной далеким эхом вальса, хотелось лечь, вытянув ноги и подставить лицо блуждающим огонькам, мерцающим в ивовых кронах. Что Александра и сделала, подложив под затылок крошечную шелковую подушечку.

– Могу ли я спросить про подарок ее величества? – спросила она, перебирая в пальцах крученые шнуры черного ментика. Они были грубее, чем на старом гусарском мундире, будто сплетенные из осоки.

– Ах да. – Константин протянул бисерный мешочек. – Посмотрите сами.

Александра растянула завязки, и на ладонь ей скользнул перламутровый кулон на тонкой цепочке, оплетенный изящной золотой вязью.

– Что там?

– Откройте.

Внутри, в тонкой рамке, светилось что-то темно-зеленое. Гладкое, но не похожее на камень. Оно густо переливалось в блеске огоньков и было теплым на ощупь, будто живым.

– Что это? – удивилась Александра, обводя подушечкой пальца изумрудное пятно.

– Это… кусочек кожи моей матери, – сказал Константин и засмеялся, увидев выражение на лице Александры. – Не беспокойтесь, здесь нет никакого живодерства. Болотный народ рождается в животной ипостаси и учится сбрасывать кожу, превращаясь в человека. Уверяю, это совсем не больно. – Он подергал платок на шее, ослабляя, повертел черную жемчужину, что скрепляла концы. – Когда матушка исчезла, то оставила это после себя. Отец в сердцах грозился сжечь, но гран-мама приказала выкрасть и спрятать.

– Зачем?

– Только так матушка смогла бы вернуться.

– Отчего царица доверила ее вам, а не Борису?

Константин взял из ее рук кулон и сжал в ладони.

– Не знаю…

Именно сейчас Александра вспомнила, что спрятано в рукаве ее доломана. Она села, достала небольшой цветок и протянула Константину. Тот посмотрел – и глаза его раскрылись. Сев рядом, он вдруг схватил ее за плечи – и поцеловал в щеки. Один, два, три раза. Прохладные сухие губы его крепко и благодарно коснулись кожи, и Александра только сдерживала дыхание, пока он не отстранился.

– Спасибо… это… такой сердечный подарок. – Он осторожно взял цветок из ее пальцев и поднес к самому носу. – Я был еще ребенком, когда матушка исчезла. Отец чах над ней, и, я думаю, она любила его, но была при этом бесконечно печальна, ей так тяжело жилось в Мертвом царстве. Каждое утро я приходил поцеловать ей руку и видел, как она, склонившись к окну, смотрела вдаль и тосковала. В то последнее утро на ней было зефирное платье из темной дымки, и она пахла кукушкиным цветом. Я хотел поцеловать ее руку, но она вдруг обхватила меня и крепко прижала. А уже вечером ее не стало.

– И никто не знает, что случилось?

– Отец перевернул вверх дном всю Потустороннюю Россию, но не нашел и следа. Он обнаружил в очаге обрывки писем императрицы и уверился, что она причастна, но доказательств нет. – Он немного помолчал, расправляя лепестки сиреневого цветка так, чтобы он стал плоским. – Расскажите мне о вашей матери, Саша, – сказал он, доставая из-за пазухи голубую папку с золотым шнуром и пряча цветок между страниц.

– Я никогда не знал моей настоящей матери, а мачеха моя… была не слишком благосклонной.

– Но вам повезло, вы близки с братом.

– О да, мы с Петром родные души. То есть… были, пока не поругались перед самым моим ранением…

– Мне очень жаль. О чем была ваша ссора?

Александра не хотела лгать. Она поерзала на листе, устраивая саблю так, чтобы та не тыкалась в колено.

– Лучше расскажите, в чем ваша ссора с Борисом.

На ее счастье, Константин не стал настаивать. Немного помолчав, он поднял колено, уложил поверх него локоть и снова обратил взгляд к огонькам, мигающим в ивовых листьях.

– Так уж получилось, что Борис родился с болотной кровью, и отец не простил его за это. А я родился с мертвой кровью, и этого мне не простил Борис.

– Мертвая кровь, болотная… – удивилась Александра. – Разве это важно, когда вы так похожи?

– Вы видели шрамы Бориса? Еще во младенчестве отец пытался выяснить, заживут ли от воды наши раны. Мои заживали, а его – остались по сей день. Борис делал все, чтобы заслужить любовь отца, чтобы показать, что и он достоин