сын и наследник император Александр II признал новый союз своей сестры законным. Для многих это оказалось настоящим потрясением, родственники не скрывали, что осуждают Мэри за этот шаг. Морганатический брак в то время еще считался чем-то из ряда вон выходящим. А ведь пройдет семнадцать лет – и сам государь обвенчается с неравной ему по положению княжной Екатериной Долгоруковой!

У Мэри и графа Строганова было двое общих детей. Большую часть времени семья предпочитала жить за границей, и вскоре оказалось, что брак этот – далеко не самый счастливый. Григорий даже не пришел на погребение своей жены, скончавшейся в феврале 1876 года.

Сильная натура Мэри, по всей видимости, буквально подавляла каждого, кто оказывался поблизости от нее. Не всякий способен оценить такую натуру и выдержать ее подле себя. Мэри восхищала окружающих. Она умела производить впечатление. Однако в личной жизни она пережила только разочарования. Не в последнюю очередь по той причине, что предпочла играть по собственным правилам, не учитывая желания других.

Как раз пример Мэри и заставил ее родную сестру Ольгу совсем иначе отнестись к своему браку. Она не пожелала оставаться рядом с родителями, наблюдая, как муж тяготится ролью второго плана. Ольга решила, что, выйдя замуж, будет следовать за своим супругом. «Олли» – как ее звали дома – стала второй русской королевой Вюртемберга.

Глава 12. Вторая королева Вюртемберга

«Мы очень страдали от того, что удалены от жизни родителей», – писала Олли в своих мемуарах. В момент, когда ее отец взошел на престол, жизнь детей Николая I стала совершенно иной: родители, прежде ежедневно посвящавшие им много времени, теперь были заняты практически постоянно. Ольге Николаевне в ту пору было три года, ведь родилась она 30 августа 1822-го.

Первые пять лет за ней ухаживала няня, Мария Васильевна Кайсовская. До переезда в Зимний великокняжеская чета с отпрысками обитала в Аничковом дворце. И необходимость внезапной смены обстановки, наложившаяся на восстание декабристов, породила суету и хаос. 14 декабря 1825-го все были так заняты происходящим на Сенатской площади, что дети остались без еды. Общая тревога, неясность будущего… Олли, как и все малыши, плакала от беспокойства.

Она была впечатлительной девочкой, неразговорчивой и застенчивой. «Хорошая и добрая» – такую характеристику дали ей в семье. Как раз поэтому Олли чаще всего выпадало судить своих братьев и сестер в их детских конфликтах и выступать миротворцем.

Училась Ольга усердно и в пять лет говорила на трех языках. Музыкальные занятия, обязательные для знатных девочек ее возраста, она посещала исправно, но тетя, Мария Павловна Веймарская, однажды зачем-то бросила: «У нее нет способностей». Олли запомнила эту фразу, очень обидевшую ее. Двенадцать лет спустя она блестяще сыграла перед тетей сложную музыкальную пьесу и, получив похвалу, ощущала себя триумфатором.

Начало 1830-х принесло Романовым две беды – не стало великого князя Константина[74] (когда-то отрекшегося от престола в пользу своего младшего брата Николая) и в Россию пришла холера. Олли и другие дети в ту пору находились в Петергофе, который был совершенно изолирован от остального мира. В Петербурге объявили карантин. «Мы, дети, не понимали опасности и радовались удлиненным каникулам ввиду того, что наши учителя не могли покинуть город», – вспоминала позже великая княжна.

«Папá требовал строгого послушания, – писала она в „Сне юности“, – но разрешал нам без шляп и перчаток гулять по всей территории нашего Летнего дворца в Петергофе… Мэри, самая предприимчивая, придумывала новые игры… После обеда мы бежали на сеновал, прыгали там с балки на балку и играли в прятки в сене… В один прекрасный июльский день этого лета, который был удушлив как никогда… пришло известие из Петербурга, что там поднялся бунт.

Чернь восстала против врачей и начала их избивать, уверяя, что они отравляют больных. Папá сейчас же сел в коляску и поехал прямо к рынку на Сенной площади… Его неожиданное появление оказало магнетическое воздействие. „Дети, – воскликнул он, – что вы делаете?“ И толпа… встала, рыдая, на колени. С этого дня порядок больше не нарушался».

Старшая сестра нередко задевала Олли, доводя ее до слез. По ночам, лежа в своей детской, она начинала представлять, что в младенческом возрасте ее подменила кормилица и она вовсе не принадлежит к этой семье. Неуверенность княжны в себе подпитывала, как ни странно, ее же собственная гувернантка, мадемуазель Дункер. Резкая и вспыльчивая, она часто давала волю гневу, и девочка еще больше расстраивалась. А вот генерал Мердер, назначенный воспитателем к престолонаследнику, напротив, старался подбодрить Олли (когда в 1834 году генерал скончался, уехав поправлять здоровье в Италию, детям долго не рассказывали об этом). Да и Саша, ее старший брат, всегда был особенно мягок с Олли. Схожесть их характеров позволила им сохранить дружбу на всю жизнь.

Когда Олли исполнилось одиннадцать, ей, согласно правилам, пошили первое настоящее придворное платье. Это был наряд в русском стиле из великолепного розового бархата, и отныне маленькая княжна должна была появляться в нем на своих первых официальных выходах.

Она еще не достигла брачного возраста, но разговоры о возможном замужестве уже велись. Одним из предполагаемых женихов стал эрцгерцог Стефан Австрийский, сын венгерского палатина. Олли восприняла этот вариант с интересом: «Мне это показалось призывом к священной миссии: объединению славянских церквей под защитой и благословением той святой, имя которой я носила». И тут же признавалась – не положение, а человеческие достоинства жениха будут для нее являться главными при выборе, если он будет ей предоставлен.

Одним из потрясений ее юности стала смерть Александра Сергеевича Пушкина. О том, что в Петербурге ходили подметные письма, составленные для того, чтобы опорочить жену поэта, в столице знали все. По сути, пишет Олли, это была настоящая провокация. И она достигла цели – дуэль на Черной речке завершилась смертью Пушкина.

«Папа был совершенно убит, – записала Олли в дневнике, – а с ним вместе вся Россия. Папа послал умирающему собственноручно написанные слова утешения и обещал ему защиту и заботу о его жене и детях… Мама плакала… Папа освободил Пушкина от всякого контроля и цензуры. Он сам читал его рукописи… Все архивы были для него открыты, он как раз собирался писать историю Петра Великого».

Другой личной потерей Олли считала смерть красавицы княжны Марии Барятинской, с которой она очень сдружилась. Нежная и лиричная Мария оставила огромный след в душе великой княжны. В 1841 году девушка вышла замуж за Михаила Кочубея, но угасла полтора года спустя. Ее второй задушевной подругой стала