капюшон, и теперь лицо было легко разглядеть. Конечно же, это было лицо самого Владимира Баранова — только лет на тридцать моложе.

— Ос! — Баранов сбросил с плеча спортивную сумку, встал в фудо-дачи, исполнил положенное приветствие.

Теперь уклоняться уже не имелось смысла. Вот он, прямо перед старым бойцом. Единственный противник, который не был побеждён ещё ни одним спортсменом: возраст. В совершенно осязаемой форме, как сказал бы образованный человек — антропоморфная персонификация. И этот бой — реалистичная метафора того, что испытал рано или поздно любой каратист. И не только каратист.

Слышал Володя когда-то мудрёный термин: «магический реализм». С чем-то подобным он столкнулся уже давно. Пару раз они дрались, и тогда Баранов легко побеждал. Новую встречу так оттягивал именно из-за неуверенности в очередной победе.

Между тем албанцы приближались. Кто-то их них окликнул русского.

— Ну хорошо, я готов. — произнёс Баранов, разминая плечи. — Но смотри: те мудаки тоже хотят меня убить. К ним присоединишься?

Молодой Баранов, кем бы они ни был — демоном, призраком или проекцией сознания, этой деталью ситуации оказался несколько обескуражен. Он уже успел принять стойку дзенкуцу-дачи, готовясь к бою, но теперь расслабился.

— Нет. Ты же знаешь, кто я такой. Возраст — это не только старческая слабость: это и ещё и опыт. А опыт, как ни крути, всегда на твоей стороне.

Баранов перевёл взгляд с молодого двойника на албанских бандитов, среди которых уже легко было узнать Хакана, а потом обратно. Помял набитые кулаки: суставы его пальцев сочно хрустели.

— Так что, будем мочить козлов?

— Хаджимэ!

***

Я мало что знаю обо всей этой мутной истории вокруг дяди Володи и албанцев. Сами понимаете: я всё-таки был хорошим мальчиком и почти не вращался в подобных кругах. Но некоторые парни, занимавшиеся в нашем додзе, определённо знали многое — может, и не из первых рук, но всё-таки.

По их словам, об убийстве Хакана ходили по злачным районам Мюнхена очень разные слухи, причём не только связанные с личностью русского тренера по каратэ. Одно все знали точно: с того дня тюрштеером дядя Володя больше не работал. Вероятно, действительно случилось нечто, после чего его положение в малознакомом мне обществе сильно изменилось. По крайней мере, новая машина моего сенсея, которая появилась уже через несколько месяцев, была в несколько раз дороже прежней.

Так всё и делалось в Германии среди иммигрантов, это факт. Об остальном я не стремился узнать.

Старик Томас, сидя в углу задрипанной раздевалки, посмеивался над нашими обсуждениями, звучавшими вполголоса. Хитрый прищур в те моменты, когда удавалось поймать его взгляд, как бы выражал: ну что, я ведь говорил?

С каждым годом я всё больше убеждаюсь: Томас был прав. Кроме того, недавно начал замечать в толпе одну смутно знакомую фигуру…

Дядя Володя погиб через пять лет. Если судить по официальной версии, то попал под машину, катаясь на велосипеде: сердце подвело. Некоторые шептались и о криминальных делах вокруг мюнхенских танцхаусов: мол, не всё так чисто...

Но мне, честно говоря, хочется верить в немного другую версию, которую мы с Томасом никогда не обсуждали. А с другими товарищами по каратэ — и подавно. Потому что нечего тут обсуждать. Придёт время — каждому всё станет понятно.

Или, в крайнем случае, нет.

Невероятная история про мёртвую японку, сорок кошек и Анджелину Джоли

«Как некий человек, обсуждая танец Семи Добродетелей, забыл две из них — так, возможно, и вы забудете, что видели эту кошку, или решите, что это был всего лишь сон»

Торияма Сэкиэн, «Иллюстрированное собрание сотни случайно выбранных демонов»

***

Кое-как заставив едва понимающего английский водилу остановиться у магазинчика «Сэвен-Элэвен», я обзавёлся двумя банками Red Bull, бутылкой местного светлого пива, клаб-сэндвичем в пластиковой упаковке и пачкой «Мальборо». Вполне достаточно на остаток неблизкого пути по глухомани в Юго-Восточной Азии.

Но у самой кассы я увидел стойку с журналами и не смог не прихватить один из них.

Мы были уже далековато от мест, которые обычно предпочитают русские туристы, хотя двигались не в глубину страны, а вдоль побережья. Этот мужик — то ли таец, то ли кхмер, то ли хрен пойми кто, гнал лихо. А машина его дребезжала сильнее «Жигулей», на которых я много лет назад учился водить. Считай — в другой жизни…

Журнал был для местных, я бы всё равно там ничего не смог прочитать. Взял его только из-за обложки, с которой улыбалась Анджелина Джоли, окружённая непонятными закорючками здешнего алфавита.

— Давай, гоу! Поехали! Гоу, говорю!

— Йэс, сэр! Ви вилл квикли вэри мач!

Мы с Анджелиной были, можно сказать, очень близки. Двенадцать лет совместной жизни — не шутки! Сама кинозвезда, конечно, об этой связи ничего не знала. Зато я передёргивал на неё каждый день — в местах, где довелось отдыхать, и нормальную порнушку достать сложно.

Так, давайте-ка проясним этот вопрос сразу.

Я своей биографии не стесняюсь: нормальная биография. Да, я отсидел. И в отличие от большинства арестантов — не стану убеждать, будто посадили ни за что. За дело посадили. Были у меня определённые причины сделать много вещей, которыми не горжусь. Но и отмахиваться от них глупо.

От звонка до звонка, на свободу с чистой совестью, всё по-честному. Если хотите высказать мне своё «фи» — вспомните сначала, что в России никому не следует от тюрьмы зарекаться.

Меня закрыли как раз на пике популярности Джоли, и с тех пор она, судя по свежему журналу, хуже не стала. Эх, знал бы я, трясясь в прыгающем на разбитом асфальте такси, что у нас с Анджелиной выйдет всего-то через пару дней, какая приключится история…

…хм, а кабы и знал — что бы сделал? Думаю, то же самое. Я во многих своих поступках раскаиваюсь, но ни об одном не жалею. Раскаяние и сожаление — очень разные вещи.

Ладно, ни к чему забегать вперёд. Пока-то я ехал к Симе.

Едва получил загранпаспорт, как мне уважаемые люди сказали: садись на самолёт да отправляйся в гости к Симе. Сима, дескать, человек хороший, он тебя примет, поможет со всякими