– Хотелось бы надеяться…

– А чем вы, собственно, рискуете? – заговорил Жердев. – Не двигатель же, в конце концов, заклинился.

– Время теряем, – ответил Окунев.

– До рассвета еще пять раз успеем все исправить и все повторить.

– Хорошо, подождем, – сказал Бочкарев.

Прошло еще несколько минут. Сергей попытался представить, как разворачивается, вертикально встав на крыло, истребитель Владимира, как, прижимая его к земле, Владимир ведет машину к рубежу, как мелькают под ним внизу огни электрического освещения, как с грохотом проносится над ними истребитель. Как, наверно, все-таки жутко нестись на такой мизерной высоте, на которой по заданию проводилась съемка, на большой скорости. Малейшая ошибка при такой бешеной скорости может стать для летчика роковой. Мысли его прервал знакомый голос в динамике:

– «Сирень»! Я – Сто второй! Приступаю к повторению задачи.

Вся группа вновь прильнула к контрольному прибору. Но как и в первый раз, он не принял информации с борта истребителя.

– Двигатель не двигатель – а заклинило! – категорически хлопнул ладонью по столу Бочкарев. – Давайте решать, что делать дальше. Ваше мнение, Остап?

– Съемка идет. Я за свой участок головой ручаюсь. Пусть выполняет второе и третье задания, – в тон Бочкареву ответил Заруба.

– Короче, возвращать его на аэродром не стоит?

– Именно так.

– Что вы думаете, Олег?

– Зря звонили в Москву.

– Теперь и я вижу. Но я не об этом.

– На втором и третьем задании мы потеряем еще минут тридцать. Плюс посадка. Пока подрулит. Пока затащат в ангар. За это время мы вполне смогли бы демонтировать всю систему. А там никто не знает, успеем мы сегодня еще раз поднять ее в воздух или нет.

– Значит, вы за возвращение?

– Да.

– Ваше мнение, Сергей Дмитриевич?

У Сергея еще не прошло благодушное настроение, хотя неожиданно возникшая в системе неполадка уже встревожила и его, да и не привык он расписываться в собственной беспомощности. К тому же он свое мнение уже высказал. И сейчас хотел его лишь повторить. Но в это время в комнату быстро вошел офицер из помещения руководителя полетов и, обращаясь к Бочкареву, сказал:

– Товарищ полковник-инженер, вас Москва просит.

Бочкарев жестом остановил Сергея и спросил офицера:

– Москва? А кто конкретно?

– Генерал Кулешов.

– Начинается, – окинув свою группу взглядом, вздохнул Бочкарев. – Так что мы ему скажем?

– Я бы сказал правду. С ним… – начал было высказываться Окунев.

Но его оборвал Заруба:

– Какую правду?

– То, что есть!

– А что есть? Ты знаешь? Машина у черта на куличках, а ему уже все известно. Тоже мне супертелепат.

– Скажите ему, Юрий Михайлович, что самолет еще в воздухе и результатов мы просто не знаем. Но я почему-то уверен, что снимки КБ завтра будет иметь, – подсказал Бочкареву Сергей.

Бочкарев не стал возражать. Кивнул в знак согласия и вышел из комнаты. Вернулся он, смущенно улыбаясь.

– Нас не только шеф, а уже Владимир Георгиевич поздравляет. Дернула меня нелегкая за язык с этим докладом! – сокрушенно проговорил он. – Теперь хоть тресни, а снимки представь.

– Так-то лучше! – уловив в тоне Бочкарева нотки решительности, одобрил их Заруба. – Будут снимки. И будет порядок. А представляю, как бы взвился «дед», если бы вы ему сейчас шепнули, что там чего-то не контачит…

– Вот именно «чего-то», – усмехнулся Окунев.

– Уточним. Не впервой…

– Не сомневаюсь. Только когда?

– «Только когда»? – нахмурившись, повторил вопрос Окунева Бочкарев и снова уселся за стол.

Последний полет Владимир закончил около полуночи. Вся группа встречала его на взлетно-посадочной полосе. Ночь была тихой, звездной, идеальной для испытания «Фотона». Владимир сел и подрулил к ангару.

– Пошли, – обращаясь ко всем сразу, сказал Заруба и пошел к самолету. Но, не сделав и десятка шагов, не выдержал и побежал. За ним не утерпел, припустил Окунев и остальные сотрудники. За Окуневым, улыбаясь ребячливости своих коллег и своей собственной, помчался Сергей. На аэродроме остался один Бочкарев.

Когда Заруба влетел в ангар, от самолета уже отъезжал тягач. Тут же и уже без высотного шлема стоял Владимир. По всему чувствовалось, что он устал, что режим испытаний немало вымотал его. Лицо его посерело и сразу осунулось. Казалось, Владимир никого сейчас не видел перед собой. И вдруг он улыбнулся широко и весело. До того смешным показался ему влетевший в ангар Заруба.

– Остап! Это же не троллейбус! Он подождет! – окликнул Зарубу Владимир.

Но Заруба в ответ только махнул рукой. Он подбежал к самолету, вскочил на стремянку и ловко втиснулся в кабину. Потом на стремянку взобрался Окунев. Следом за ним – Сергей. Истребитель окружили со всех сторон.

– Что случилось, братцы? Чего вы там ищете? – то одного, то другого конструктора дергал за руку Владимир.

К самолету подошел Бочкарев. И вдруг из кабины раздался радостный вопль Зарубы:

– Что я говорил?! Что?! Вот она! Пустая, как выеденный орех! – кричал он, потрясая в воздухе кассетой от пленки.

– А может, она и вовсе не была заряжена? – остановил его Окунев. – Может, поэтому и мы не получали сигналов?

Заруба перестал кричать, выжидающе обвел взглядом товарищей, словно желая уяснить, не думает ли кто-нибудь еще точно так же. Но сомневающихся не обнаружил и снисходительно улыбнулся.

– Откуда только ты взялся, такой Фома-неверующий? Да как же она могла быть незаряженной, если я сам лично вот этими двумя руками ее заряжал? – набросился он на Окунева, показывая ему свои руки с растопыренными пальцами.

Все расхохотались. Хотя смешного ничего не было. Но все понимали, что съемка сделана.

И нервное напряжение, только что цепко державшее всех, разом прошло.

Всем стало весело, и потому смеялись.

– Ну, хорошо. Хорошо. А приемную катушку вы проверяли? – чтобы окончательно рассеять даже самые маленькие сомнения, все же спросил Бочкарев.

– А как же! Вот она… полна, как та писаная торба! – торжественно объявил Остап и показал вторую катушку.

– Дай-ка ее сюда, – протянул руку Бочкарев.

– Пожалуйста!

Бочкарев повертел катушку в руках, даже потряс ее возле уха и, оставшись довольным результатом обследования, сказал:

– Ты меньше всех сомневался в успехе, тебе и везти ее в Москву. Не знаю, что покажет проявление. Но что-то покажет. В общем, наполовину дело сделано. Поздравляю, товарищи!