– Хороший шашлык, – отметил я, едва успев набить рот. – Ваши люди талантливы, Альберт Андреевич. Умение готовить жареное у них от бога.

Измайлов покосился в мою сторону. Мое поведение немного выбивало его из колеи. Некоторое время он спокойно наблюдал за тем, как я подливаю себе коньяк, жую шашлык, зелень, а потом не выдержал:

– Антон Павлович, вы кары не боитесь? Или считаете себя бессмертным?

– Мы все смертны. – Я даже не предполагал, что могу быть хорошим собеседником при философских беседах. – Проблема в другом. Мы очень часто совершаем ошибки. И важно, чтобы временем, которое тратится на их исправление, не воспользовались враги. Однако часто мы совершаем ошибки, даже не предполагая в дальнейшем, что они совершены. Поэтому и не стремимся их исправить. Вот в чем проблема, Альберт Андреевич. Вы никогда над этим не задумывались?

Измайлов привалился к столу так резко, что тяжелая бутылка заскользила к краю. Я молниеносно подхватил ее, по-дружески оттолкнул бизнесмена от стола и поставил бутылку на место.Отправил в рот пластик салями и сытым, осовевшим взглядом уставился на Альберта Андреевича.

– Вы столько раз упрекнули меня в необъяснимом поведении при вынесении приговора, строили такие сложные для восприятия фразы, однако ни разу не задали простого вопроса. Главного вопроса. Самого важного для вас. Это все те же ошибки, Альберт Андреевич, о совершении которых мы даже не догадываемся. Не догадываемся, а потому не стремимся к их исправлению.

– И что это за вопрос? – Измайлов держал в руке пустой стакан, из которого только что выплеснул в рот около ста пятидесяти граммов, и совершенно трезвым взглядом смотрел в мои глаза.

Жидкости в бутылке оставалось лишь на один тост, а мы только начали разговор по существу.

– Он звучит так: «Струге, кто убил моего сына?» Вам нужно было спросить меня об этом еще в машине. И тогда мы были бы лишены необходимости пить хороший коньяк в дерьмовом месте.

В голове владельца игрового бизнеса Тернова шла мучительная борьба. Он сейчас сидел и думал над тем, как опасно бывает подменять понятия и съезжать с одной шкалы рассуждений на другую. В этом случае на пути встречаются трудности и приходится их преодолевать, теряя нервы, средства и время. А потом оказывается, что ты шел не той дорогой. Дошел до стены, уперся в нее лбом и только сейчас понял, что не прав. Все, что было сделано до этого момента, было сделано напрасно, ибо эти победы теперь не стоят и выеденного яйца. Приходится все начинать сначала. По всей видимости, в голове этого далеко не глупого человека шла борьба между собственной упрямостью и моей неоспоримой правотой. Каждый раз, когда Измайлов смотрел в зале заседаний на Малыгина, вряд ли перед ним вставал вопрос: «Кто же все-таки убил моего сына?» На самом деле, когда он ненавидящим взглядом пронзал сына заместителя председателя гордумы, он размышлял совсем над другим: «Что же ты, подлец, сделал?»

– Так кто же, Струге, убил моего сына?

Ни капли горькой иронии, замешанной на издевке и завернутой в неприязнь.

– Можно, я еще шашлык съем?

Уже абсолютно сытый, я дотянулся до мангала и снял с углей еще один шампур. Кто знает, когда теперь удастся поесть шашлыка? И удастся ли теперь вообще когда-либо это сделать? Но это все лирика. Пока Измайлов позволяет мне играть временем, нужно этим пользоваться. Времени в машине мне не хватило, и теперь, чтобы организовать разговор в некое подобие доверительной беседы, мне нужно еще пяток минут. Время есть, пока Измайлов мучается в догадках.

Насколько долго затянулась пауза, судить я не берусь. Глядя на угли и жмурясь, я медленно жевал прекрасно пропеченное мясо и заедал его смоченными в уксусе колечками лука.

Коньяк, шашлык, свежий пассат... Когда это было в последний раз? В тот день, когда я, впервые после института увидев Сашу, понял, что начинается новая жизнь. И вот теперь – тот же стол, накрытый, по иронии судьбы, а не Измайлова, на берегу все той же Терновки. Жизнь может закончиться так, как она начиналась. И это тоже будет иронией судьбы, а не насмешкой Измайлова.

Придя в себя после размышлений, я обратил внимание на то, что Альберт Измайлов вышел из-за стола и теперь стоит над самым обрывом. Полы его тысячедолларового пальто бились у ног раненой птицей. Очевидно, в таком же состоянии находились и мысли Измайлова. О чем он сейчас думал?

Он опять идет не той дорогой. Он просто не в состоянии поставить гибель родного ему человека в причинно-следственную связь со своими поступками.

Не вставая с нагретого стула, я размахнулся и сильно бросил шампур через голову Измайлова. Когда тот просвистел в воздухе в метре от него, Альберт Андреевич резко обернулся, а ко мне тут же метнулись двое из сопровождения. Метнулись и, повинуясь жесту хозяина, остановились.

– Это за кирпич, – заметил я, кутаясь в воротник дубленки. – Я ведь не ошибся? Зачем хулиганили, Измайлов? Вам еще «бакланской» статьи не хватало.

Тот снова отвернулся и сказал, не оборачиваясь:

– Надоело на процессах на вашу спокойную рожу смотреть, Струге. Должны же вы от чего-то взволноваться? Попросил одного из этих остолопов нервы ваши пощупать. Правда, не ожидали?

– Да уж, – согласился я, – шутка удалась. Знаете, Альберт Андреевич, так можно замерзнуть. И коньяк не поможет. Слишком сложно все, правда? Вам сейчас хочется пристрелить меня, а вы не можете найти причин для выстрела. Но вы человек, который обдумывает каждый поступок. Наверное, поэтому я мерзну все сильнее и сильнее. При стечении любых других обстоятельств, с другими действующими лицами, мне уже давно было бы все равно. Ни холодно, ни жарко. И коньяком вряд ли кто-нибудь напоил бы.

Он подошел, растерянный и постаревший.

– Смерть от переохлаждения вам не грозит.

– Сядьте, Альберт Андреевич, сядьте... – Я вынул из пачки, лежащей на столе, сигарету и, наблюдая за Измайловым, прикурил. – Я же говорю – есть ошибки, о совершении которых мы даже не догадываемся. Разница лишь в том, какая расплата за это последует.

Он хотел налить себе коньяк, но вдруг передумал. Дотянулся до бутылки «Смирновки» и скрутил голову и ей. Ему хочется выпить, и выпить много. Однако он не может выпить стакан коньяка одним махом. Значит, Альберт Андреевич, я погорячился, когда предполагал, что у вас отменное здоровье. Оно было отменным. До тех пор, пока однажды не стало плохо с сердцем. Оно у него и сейчас болит. Выпей стакан коньяка, и его дубильных веществ будет достаточно для очередного инсульта.

– Однако и водка плохо способствует работе сердца. Будет вам, Альберт Андреевич. Не пейте сейчас, возможно, вам понадобится залить что-нибудь чуть позже.

– Струге, говорите то, что хотели сказать. Наш пикник затянулся...

Сигареты после спиртного имеют отвратительный вкус. Аромат убойной пьянки. Алкоголь всегда стимулирует желание курить каждые пять минут, но последующая сигарета не становится слаще.