ЛЕЧЕБНЫЙ ДНЕВНИК ДЖЕННИФЕР РЕЙН

24 марта

Меня зовут Дженнифер Рейн, Джуди Сноу, Эмили Дикинсон, Амелия Пусто, Ванда Нуль, Клара Белль. Я живу в двадцать восьмой палате лечебницы Апен, Лунная Долина, штат Калифорния. Апен — заведение для душевнобольных. Я нахожусь на попечении доктора Путни, который в лечебных целях посоветовал мне вести этот дневник. Но, хотя здесь и чертовски скучно, я чувствую себя неплохо.

Суд поместил меня сюда за то, что у меня есть воображаемая дочь, Мия. Доктор Путни называет ее моей невидимой дочерью. Ясное дело, она невидима: она ведь воображаемая. Но доктор Путни не гонится за очевидностью — кроме, пожалуй, логической очевидности: он никак не возьмет в толк, почему мне двадцать три года, а моей дочери одиннадцать, и почему Мия умеет плакать и смеяться, но не говорит. Потому, доктор, что я вообразила ее такой, какой она мне нужна. Кто-то, с кем можно говорить без слов. Кто будет всегда на моей стороне. Свидетель.

Я пытаюсь объяснить доктору Путни: поскольку я ее представила, поскольку я ее мать, я несу за нее ответственность. Когда в супермаркете я крушила ряды бутылок и упаковок, в которых, по моим представлениям, была еда, я воровала продукты для Мии — и ничуть в этом не раскаиваюсь. Я не сумасшедшая, доктор Путни, но я больна, и одно из обстоятельств, причиняющих мне боль — отсутствие подходящей еды в продуктовых магазинах. Все такое наглядное, никакого воображения. Я говорю это не потому, что я сумасшедшая. Я не сумасшедшая. Мой шрам это подтвердит. Я всего лишь больна, и Мия помогает мне исцелиться.

В час Волка солончаки были залиты лунным светом. Дэниел взглянул на часы и сделал несколько шагов по направлению к горе Санрайз. Он осознавал абсурд происходящего, голова кружилась, было тревожно — и вместе с тем до странности спокойно, точно такая смесь эмоций была именно тем, что должен испытывать человек, намеревающийся похитить у правительства шестифунтовый алмаз и несущий с собой пластид, нервно-паралитический газ и большую присоску, вооруженный только собственной находчивостью и способностью исчезать.

Пришлось потренироваться. Вольта установил лист из нержавеющей стали на расстоянии девяти футов от гимнастического мата, предназначенного смягчить падение. Но Дэниел с первой попытки попал в цель и не промахнулся ни разу из последующих пятидесяти. Веревка, прикрепленная одним концом к альпинистской системе, а другим к присоске, не позволяла упасть. Сначала было сложно «контролировать колебания», как сказал Вольта, но вскоре Вольта же заметил, что Дэниел научился висеть на славу. Дэниел с удивлением обнаружил, что болтаться на потолке на манер паука оказалось не таким уж дурацким занятием.

Следуя инструкциям Вольты, Дэниел тренировался исчезать и появляться обратно за одну минуту. «Считай, что это метафизический кросс», — посоветовал Вольта. Но этот кросс вовсе не утомлял Дэниела. Он был уверен, что может исчезать и за пятнадцать секунд, если захочет, и просто скакать из одного состояния в другое в режиме стробоскопа. Он решил, что еще изучит, на что способен, после похода за Алмазом.

Он также привыкал к новому обличью, перенятому у Жана Блёра — тот сейчас путешествовал по Техасу как Исаак Хэйром, свободный проповедник и издатель религиозного журнала «Глас Божий». Жан прислал комплект фотографий и запись голоса; решено было, что одежда, грим и документы будут ждать в грузовике, по совместительству «Передвижном храме его преподобия Хэйрома». Когда Дэниел заметил, что ему трудно относиться всерьез к такой нелепой роли, Вольта отпарировал: «А всерьез и не надо».

Оказалось, на то, чтобы принимать в свое поле различные предметы, требуется разное время. Присоска исчезла вместе с ним менее чем через двадцать часов; на пластид понадобилось почти сорок. Вольта объяснял это тем, что поле Дэниела благосклонно отнеслось к присоске и отказывалось принимать — по понятным причинам — взрывчатое вещество. Дэниел не был в этом уверен, однако своего объяснения не нашел и решил подумать об этом также после того, как похитит Алмаз.

Но сначала его надо было похитить. Дэниел взглянул на гору Санрайз, маячившую в лунном свете невдалеке, поправил на себе жилет со всем его содержимым, опустил голову со смешком, удивившим его самого, и зашагал быстрее.

В два часа тридцать минут, когда Вольта сопроводил свой кофе скромным глотком коньяка, раздался телефонный звонок. Он немедленно ответил: «Ремонт мебели, ночная служба слушает».

— Мистер Дидс не поехал в Вашингтон. Он только что был в баре в Бенте и пропустил стаканов пятнадцать с инженером из пенсильванской компании «Охранные системы не для всех».

Это был Эллисон Дидз. Вольта понял: плохие новости.

— Что там изменилось?

— Усиление мер безопасности. Все, что я смог выяснить. Парень уже едва держал рюмку. Рассказал в общих чертах о своей работе. Он специалист по видеонаблюдению.

— Ясно, — спокойно сказал Вольта. Помолчал и добавил:

— К сожалению, наш дежурный мастер уехал по вызову. Я дам вам знать, когда он вернется.

— Я буду дома, — Эллисон повесил трубку.

Вольта откинулся на шарнирную спинку кресла, минуту подумал, после чего вскочил, метнулся к радио и послал закодированную радиограмму:

НЕУДАЧА. БУДЬТЕ ГОТОВЫ К БОЛЕЕ РАННЕЙ ОТПРАВКЕ/К ЕЕ ЗАДЕРЖКЕ. ОТВЕТЬТЕ НЕМЕДЛЕННО. ВОЗМОЖНЫ ИЗМЕНЕНИЯ. НА СВЯЗИ.

Когда сообщение было принято, Вольта сделал еще глоток коньяка и уставился на облачко пара, вьющееся над чашкой кофе. Он надеялся, что Дэниел заметит свежеустановленные камеры.

Дэниел исчез. Он выждал момент, убедился, что вся оснастка исчезла вместе с ним, и направился в туннель. Через двадцать футов он дошел до первого блок-поста. Проходя мимо бункера, он услышал громкий шепот: «Капут!»

Дэниел остановился. Затем, осознав, что слова были обращены не к нему, заглянул в бункер. Один из охранников смотрел телевизор. Двое других склонились к столу. Дэниел прошел сквозь стену, чтобы лучше видеть. Двое охранников, один поджарый, другой похожий на дубовый обрубок, играли в шахматы. Шансы Обрубка, игравшего белыми, были близки к нулю.

— Черт возьми, продул, — прошептал Обрубок. — А все из-за этих дерьмовых таблеток, которыми они нас накачивают — ни хрена не соображаю!

— Да я же их тоже пил, — удивился Худой. — Ничего в них нет, кроме атропина, и ты думаешь, тебе от него снесло крышу? Вот подожди, кто-нибудь взорвет штуковину внизу, тогда узнаешь, что значит «дать по башке»!

— Черта с два. Я служу в войсках с Вьетнама, и вот что я тебе скажу: никому мы тут на хрен не нужны, и даже не знаем, что охраняем. Все, что мы видели, — фиговенькая коробочка, и та, небось, пустая.

— Ну да, — с сомнением сказал Худой, — то-то здесь и крутятся ребята из правительства, и сам Кейес, ихний главный, шагу не отходил три недели. Наверняка там плутоний.

— Охренеть какие новости, — проворчал Обрубок. — Немножко радиации после «желтого дождя», которым нас травили во Вьетнаме, да залить этим чертовым атропофином, который якобы спасает от нервно-паралитического газа — и яйца точно оторвет к чертям!