Опустив голову, Костас принялся задумчиво обводить большим пальцем линии на ладони. Когда он наконец поднял глаза, в них, кроме боли, сквозило нечто, похожее на умиротворение.

– В мою бытность начинающим ботаником мне как-то позвонил один профессор из Оксфордшира. Очень эрудированный человек, специалист в области классических языков и литературы, но совершенно не разбиравшийся в деревьях. У него в саду рос каштан, который мало-помалу чахнул. Так вот, профессор не мог понять, в чем дело, и попросил меня помочь. Я обследовал ветви, листья. Взял образцы коры, проверил качество почвы. Анализы ничего не выявили. Но чем дольше я наблюдал за деревом, тем больше убеждался, что профессор прав. Дерево умирало. Я не понимал почему. И в конце концов взял лопату и начал копать. Вот тогда-то я и получил урок на всю жизнь. Видишь ли, корни дерева обвились вокруг основания ствола, затрудняя поступление воды и питательных веществ. Но никто этого не понимал, потому что проблема скрывалась под поверхностным слоем почвы…

– Не понимаю, о чем ты, – сказала Ада.

– Это называется кольцевым повреждением. Может возникать в силу самых разных причин. В данном случае молодое деревце, прежде чем высадить в землю, выращивали в круглом контейнере. По моему мнению, дерево душили собственные корни. Но поскольку все происходило под землей, никто ничего не замечал. Если вовремя не обнаружить окольцовывающие ствол корни, нагрузка на дерево становится слишком сильной, чтобы оно могло ее вынести. – (Ада молчала.) – Твоя мама тебя очень любила. Больше всего на свете. Ее смерть не имела ничего общего с нелюбовью. Мама расцветала от твоей любви и, хочется верить, от моей тоже, но где-то очень глубоко что-то душило ее: прошлое, воспоминания, корни.

Ада прикусила нижнюю губу, ничего не сказав. Она вспомнила, как, когда ей было шесть лет, она сломала большой палец и тот распух, увеличившись вдвое, плоть раздуло и распирало. Примерно так же чувствовали себя сейчас все слова у нее во рту.

Увидев, что дочь не желает больше разговаривать, Костас взял свою тарелку:

– Ладно. Давай поищем какой-нибудь фильм, чтобы посмотреть.

В тот вечер Ада с Костасом ели тосты перед телевизором. Они никак не могли сойтись в выборе фильма, но им нравилось вот так сидеть и искать что-нибудь интересное; оба ощущали странную легкость, по крайней мере, пока длилось то мгновение.

Лондон, конец 2010-х годов

В первый день нового семестра Ада проснулась рано: она слишком нервничала, чтобы спать. Поспешно оделась, несмотря на то что времени было навалом, проверила содержимое рюкзака, хотя все тщательно проверила накануне вечером. На завтрак выпила лишь стакан молока – не было аппетита. Замазала пару появившихся накануне прыщей консилером и тут же забеспокоилась, что прыщи стали еще заметнее. Попробовала подвести глаза карандашом и накрасить ресницы, однако на полпути передумала, потратив следующие десять минут на то, чтобы отмыть лицо. Увидев, что дочь в панике, Костас предложил подбросить ее до школы.

Когда Костас остановился перед зданием школы, Ада задержала дыхание и застыла, словно мраморная статуя, отказываясь выходить из автомобиля. Отец с дочерью смотрели на топтавшихся у ворот учеников, которые собирались вместе, а затем распадались на более мелкие группы, словно кусочки калейдоскопа. Через поднятые окна до Ады доносились веселая болтовня и взрывы хохота.

– Если хочешь, я могу пойти с тобой, – предложил Костас.

Ада решительно покачала головой.

Костас взял дочь за руку:

– Ада, милая, все обойдется. У тебя все будет хорошо.

Она скривила губы, но промолчала, уставившись на сухие листья, застрявшие под дворниками на ветровом стекле.

Сняв очки, Костас протер глаза:

– Я тебе когда-нибудь рассказывал о голубых сойках?

– Нет, папа. Вроде бы нет.

– Удивительные птицы. Очень умные. Своим поведением они ставят в тупик орнитологов.

– Почему?

– Потому что эти маленькие птички длиной не более десяти дюймов умеют имитировать ястребов. Особенно красноплечих канюков.

Ада отвернулась, обращаясь к своему отражению в окне:

– А зачем они это делают?

– Видишь ли, по мнению ученых, подобная имитация необходима им, чтобы предупредить остальных соек о том, что где-то поблизости охотится канюк. Однако некоторые специалисты считают, что такой феномен имеет другое объяснение и это просто-напросто стратегия выживания: когда птица напугана, это придает ей сил становиться похожей на канюка. Голубые сойки таким образом отгоняют врагов и чувствуют себя смелее.

Ада покосилась на отца:

– Так ты советуешь мне притвориться кем-то другим?

– Это не притворство. Когда голубая сойка, взмыв в воздух, издает клич, как у красноплечего канюка, в этот самый момент она действительно становится канюком. В противном случае сойка не могла бы издавать подобные звуки. Понимаешь, о чем я?

– Хорошо, папа. Намек поняла. Сейчас пойду в класс и буду хлопать крыльями, словно канюк.

– Циничный канюк, – с улыбкой поправил дочь Костас. – Люблю тебя. И горжусь тобой. И если они, эти детишки, будут над тобой издеваться, мы с ними обязательно разберемся. Что-нибудь придумаем. Пожалуйста, не волнуйся.

Ада похлопала отца по руке. Было нечто ребяческое в потребности взрослых рассказывать нравоучительные истории. Взрослые хранили наивную веру, что, рассказав детям вдохновляющую байку – нужный сюжет в нужное время, – можно поднять им настроение, мотивировать на грандиозные свершения, да и вообще изменить реальность. Впрочем, не было никакой нужды объяснять родителям, что жизнь гораздо сложнее и многограннее, а слова не обладают тем магическим действием, на которое рассчитывают взрослые.

– Спасибо, папа.

– Я люблю тебя, – повторил Костас.

– Я тоже тебя люблю.

Схватив рюкзак и связанный тетей шарф, Ада вылезла из автомобиля. Она шла очень медленно, и по мере приближения к школе ноги все больше наливались свинцовой тяжестью. В нескольких футах от себя она заметила Зафара, который, прислонившись к перилам, болтал с мальчишками. Вспомнив, как он смеялся над ней вместе с остальными, Ада почувствовала болезненный укол в сердце и ускорила шаг.

– Эй, Ада! – Увидев Аду, Зафар оставил друзей и направился к ней.

Ада остановилась, мышцы спины рефлекторно напряглись.

– Как дела?

– Прекрасно.

– Послушай, я тебе очень сочувствовал из-за того, что случилось.

– Я не нуждаюсь в твоем сочувствии.

Зафар неуклюже переминался с ноги на ногу:

– Нет, я серьезно. Я знаю про твою маму. Мне жаль.

– Спасибо.

Мальчик ждал, что Ада скажет что-нибудь еще, но, не дождавшись, с пылающим лицом сунул руки в карманы блейзера и поспешно сказал: