Комната Клерика

Клерик жил в комнате на двоих, но вряд ли нужно говорить, что напарник

давным-давно оттуда съехал, а въехать туда никто больше почему-то не жаждал.

«А, Эдди! Ну входи же, – любезно приветствовал меня хозяин. – Тебя-то

я и поджидал!» Он поднялся и пересел поближе к огромному холсту,

сплошь покрытому черным. Встреча, оказанная мне, ничем не напоминала

приветствие зарвавшимся студентом преподавателя, что явился вышибить его из

колледжа. Я уставился на холст площадью так примерно пять квадратных метров

– сплошь черный; предо мной была чернота, уходившая в стену, как провал

шахты.

– Понравилось, а? Сам рисовал – это еще не предел моего таланта.

Называется полотно «Чернуха – это нечто совсем иное».

С чего же начать? Идя, я не сочинил никакого вводного слова,

оправдывающего экзорцизм и прочее. Честно говоря, я ведь надеялся, что

Клерик начнет сам, сказав что-то вроде: «Доктор Гроббс, поразмыслив, я

решил покинуть Кембридж и достойно распорядиться останками Авиатора, не

шокируя нравы, царящие в Англии в конце века. Мне бы не хотелось давать

повод к каким-либо пересудам. На ваш взгляд – это верное решение?»

– Как поживает Авиатор? – поинтересовался я.

– Он в надежном месте. Просто невероятно, чего можно добиться за

бутылку виски.

Я выложил ему, как на сложившуюся ситуацию смотрят в колледже. Клерик

среагировал как-то странно: сослался на то, что в Уставе колледжа ни слова

не сказано о запрете держать у себя набивные чучела бродяг – и все.

– Вот ведь и у вас дома стоит чучело сычуаньского... землеройкокрота,

да?

Еще одно доказательство того, что пренебрежение уборкой в собственном

доме может обернуться против вас.

Потакание собственным слабостям: за и против

1. Клерик не владеет навыками бальзамирования трупов.

2. Он же это еще не сделал, верно?

3. Ящики Chevalier-Montrachet (упоминание которых обличает мой

непрофессионализм).

Потакание Клерику: за и против

1. Оборотная сторона пункта 1 вышеупомянутого списка: университеты дают

универсальное образование.

2. В музее Фитцвильяма десятки мумий выставлены на всеобщее обозрение -

при этом усопшие в отличие от Авиатора вовсе не давали на то согласия.

3. Почему лишь какие-то сомнительные и малосимпатичные иностранцы имеют

право на то, чтобы их останки были сохранены надлежащим образом для

потомков?

4. Предложение пожертвовать мумифицированные останки Авиатора колледжу

– через пару тысяч лет их можно будет не без выгоды толкнуть тому же музею

Фитцвильяма.

– А вам и впрямь хорошо здесь? – поинтересовался я. – Ваше ли это?

– Хорошо? Плохо? Разве это важно, когда перед тобой непочатый край

работы. – Клерик протянул мне плошку с жарким, которое разогревалось, покуда

мы беседовали. Из вежливости я съел кусок-другой. – По старинному рецепту, -

пояснил Клерик. – Семейному рецепту.

Я попробовал еще один заход:

– Некоторые считают вас странноватым.

– Это декан-то? Ну, знаете ли, я как-никак Антихрист. На всеобщую

любовь я не претендую. Не по чину.

Сказано это было нарочито двусмысленно. На суде такие высказывания

может цитировать – в свою пользу, разумеется – и защита, и обвинение.

– А как вчерашняя поездка в Лондон? – сменил он тему.

– Ничего, – ответил я с деланым равнодушием: мне не хотелось тешить

самолюбие оппонента вопросом, откуда ему известно, что вечер накануне я

провел в советском посольстве, угощаясь на дармовщинку тамошними hot de

oevur.

– Ну, Эдди, давай. Ты же – наш человек!

Не знаю уж, что он хотел этим сказать, однако у меня было такое

чувство, что он недалек от истины.

– Думаю, со временем у меня найдется для тебя дело. Не хочешь ли

получить в управление парочку стран?

Шутовство. Сплошное дуракаваляние.

Я ретировался – с ощущением, что моя навязчивая доверительность

посрамлена. Но нет существа опаснее загнанного в угол философа.

Изгнание Клерика

Что-то мне говорило, что Клерик сдаст экзамен. Худо-бедно, но сдаст.

Жаль; провали он его, и у нас был бы безупречный повод выбросить парня из

колледжа, как балласт с тонущего судна. Откажи мы ему в дальнейшем обучении

по каким бы то ни было моральным соображениям, он вполне мог устроить нам

скандал, но если вы не сдали экзаменационную работу – самое время упаковать

чучело старого бродяги и отправиться прочь из колледжа. Клерик был

математиком, что вселяло некую надежду; естественника можно провалить.

Занимаясь английским, иностранными языками или историей, вы можете с треском

провалиться на экзамене, только если, придя на него, вы вдруг запамятовали,

как писать или читать. Итак; провал на экзамене = ящик Chevalier-Montrachet.

Я вынашивал одну подлянку. Почти всю жизнь я прожил так, чтобы, не дай

бог, не пришлось принимать какие-либо решения, особенно – под давлением

обстоятельств. Но сейчас, когда мне выпал счастливый билет и на горизонте

маячил фонд, который можно пощипать, я готов был побороться. По нелепой

прихоти судьбы мне удалась карьера философа; от добра добра не ищут.

Альтернативы у меня не было. На что я еще годен: разливать чай в борделе?

Знание может быть долгое время совершенно бесполезным, а потом вдруг

обернуться насущно необходимым и крайне выгодным для человечества. Сколько в

истории науки теорий, наблюдений, интуитивных построений, долгие годы

пролежавших под спудом – как медведь, уснувший в берлоге, – чтобы потом

триумфально восстать во всем блеске славы их: булева алгебра, двоичное