Я киваю, не зная толком, что сказать.

– Я ищу… нечто особенное…

Нахмурившись, тот усаживается за стол.

– Боюсь, наш выбор не столь изыскан, как ты мог бы найти где-либо еще.

– Мне нужен не выбор… А кольцо… с историей.

– Каждое кольцо повествует историю, сын мой.

– Тогда какую-нибудь со счастливым концом.

– В сию темную годину счастливые концы – большая редкость, – откидывается тот на спинку кресла. – Но… возможно, мне известно такое кольцо. Поведай мне о счастливой юной леди, которая его получит.

– Она спасла мне жизнь. – Отвечать на вопрос мне неловко, и для начала ничего другого мне в голову не приходит.

– Ты был ранен на войне.

– Да. – Не заметить мою хромоту было бы затруднительно. – Но не только это. Она изменила меня.

Это выглядит неуклюжей сводкой того, что она сделала для меня – женщина, вернувшая мне волю к жизни, – но пастор просто кивает.

– Несколько лет здесь поселилась доживать свой век очаровательная пара. Она работала на миссии в Южной Африке. Ты бывал в Южной Африке?

– Нет.

– Неудивительно. До недавнего времени ею никто не интересовался. Примерно с 1650 года она была лишь перевалочной базой на торговых путях на Восток. Голландская Ост-Индская компания построила Кейптаун как полустанок на морском пути вокруг мыса Доброй Надежды. Построила руками рабов из Индонезии, Мадагаскара и Индии. И таким он и был – торговым полустанком у моря, по меньшей мере до 1800-х, когда нашли золото и алмазы, и это место превратилось в сущий ад на земле. Голландцы веками истребляли местное африканское население в ряде пограничных войн, но затем пришли британцы, принеся туда современную войну. Такую, какую могут вести лишь европейские страны, но, думается мне, тебе сие ведомо. Войну с неисчислимыми жертвами, голодом, болезнями и концентрационными лагерями.

Один воин сражался в Южноафриканской войне на стороне британцев. А поелику военные трофеи достаются победителям, по окончании сего конфликта несколько лет назад у него скопилась весьма кругленькая сумма. Эти деньги он вложил в копи. Наткнувшись на жилу, обогатился, однако был постигнут хворостью. Воительница Армии спасения – испанка, во время войны работавшая в госпитале, – выходила его. И смягчила его сердце. Она поведала ему, что выйдет за него при одном условии: что он навсегда распростится с копями и откажет половину своих богатств госпиталю.

Оный согласился, и они отплыли из Южной Африки раз и навсегда. И поселились здесь, в Гибралтаре, в старом городе на берегу Средиземного моря. Но уход от дел пришелся сказанному человеку не по душе. Он был воином и шахтером всю свою жизнь. Кое-кто мог бы сказать, что он знал лишь тьму, боль и борьбу; что свет Гибралтара сиял слишком ярко для его сердца, преисполненного тьмой, что беззаботная жизнь понудила его задуматься о собственных грехах, каковые преследовали его, изводили его денно и нощно. Но в чем бы ни состояла причина, скончался он год спустя. А сия женщина последовала за ним несколькими месяцами позже.

Я жду, гадая, окончен ли рассказ. И наконец говорю:

– Отче, у нас очень разные представления о том, что являет собой счастливый конец.

Лицо пастыря озаряется улыбкой, словно он услыхал, как дитя сказало нечто забавное.

– Сия история счастливее, чем ты думаешь – ежели веруешь тому, чему учит Церковь. Для нас смерть – лишь переход, да притом радостный для праведника. Сие есть начало, а не конец. Видишь ли, сей человек раскаялся, предпочтя проститься со своей жизнью угнетения и алчности. Он заплатил за свои грехи – во всем, что имеет значение. Он был спасен, как и многие мужчины, доброй женщиной. Но иные жизни трудней, нежели прочие, и иные грехи допекают нас, какой бы ценой мы ни расплатились за них и как бы далеко от них ни уплыли. Быть может, сие и постигло сказанного человека, а может, и нет. Быть может, уход от дел негож трудолюбивому. Возможно, отдых не несет утешения трудящемуся не покладая рук.

А есть и иная возможность. Сей человек искал в Южной Африке войны и мошны. Он жаждал власти, уверенности, знания, что пребывает в безопасности в опасном мире. Но отрекся от всего сего, повстречав эту женщину. Может статься, что он желал лишь быть любимым и не знать мук. И когда обрел это, когда наконец нашел любовь после целой жизни без нее, то умер счастливым. А сия женщина желала лишь знать, что способна переменить мир, и ежели ей удалось переменить сердце темнейшего из людей – значит, надежда жива для всего рода людского.

Пастор примолкает, чтобы перевести дыхание, вглядываясь в меня.

– А может, их единственной оплошностью был уход от дел, оседлая жизнь там, где прошлое смогло их настичь, – пусть лишь в сновидениях ночных. Каковы бы ни были причины их смертей, участь их не вызывает сомнений: Царство Небесное – удел раскаявшихся, и я верю, что сей мужчина и сия женщина живы там по сей день.

Пока я размышляю над рассказом пастыря, он поднимается из-за стола.

– Не желаешь ли взглянуть на это кольцо?

– Мне незачем на него глядеть. – Отсчитав пять стодолларовых серебряных сертификатов, я кладу их на стол.

Глаща священника изумленно распахиваются.

– Мы с радостью принимаем любые пожертвования, каковые наши дарители сочтут уместными, но должен предупредить тебя, дабы ты не почувствовал себя обманутым, что пятьсот долларов – много более, нежели сие кольцо стоит… в нынешней… на рынке.

– Для меня оно стоит всех этих денег до последнего цента, отче.

По пути обратно к коттеджу я почти не замечаю боли в ноге. Мне видится, как мы с Хеленой путешествуем по миру, нигде не задерживаясь более чем на пару лет. В этом видении она работает в госпиталях, а я вкладываю средства в горные разработки, используя свои знания, чтобы отыскивать смышленых промышленников и многообещающие участки, предприятия, платящие шахтерам по справедливости и обеспечивающие им хорошие условия. Поначалу это будет не слишком прибыльно, но мы привлечем лучших, а в горном деле, как и во всяком другом, все решают лучшие. Мы выведем конкурентов из игры и воспользуемся деньгами, чтобы сделать мир лучше. И никогда не уйдем от дел, никогда не позволим миру настичь нас.

Закрыв дневник, Кейт наклонилась вперед, чтобы осмотреть повязку у Дэвида на груди. Потом одернула и разгладила бинты по краям.

– Что-то не так?

– Ничего, но мне кажется, одна из ран еще немного кровоточит. Скоро я сменю бинты.

– Это у меня сердце кровью обливается, – театрально вздохнул Дэвид.

– Значит, еще не все потеряно, – улыбнулась Кейт.

13 августа 1917 года

Дом, где прошло детство Хелены, куда более грандиозен, нежели я воображал поначалу – главным образом потому, что я ни разу не видел ничего подобного. Он расположился прямо у обширного озера, угнездившись среди густых английских лесов и волнистых холмов. Это шедевр из камня и дерева, будто некий средневековый замок в современном декоре. Шумное бензиновое авто везет нас с железнодорожного вокзала к дому по обсаженной деревьями гравийной дороге, утопающей в густом тумане.