— Что такое?

Он опустил голову, потом размеренными шагами подошел к двери гостиной и закрыл ее. Будучи не в состоянии встретиться с Элис взглядом, Люсьен закрыл глаза и заставил себя поскорее перейти к делу:

— Я не выбрал бы то, что выбрал, без серьезных на то причин. — Он с трудом сглотнул, сердце у него тревожно билось. Он глубоко вздохнул. — Прошлой весной я был схвачен во Франции этим человеком и его помощниками. Пять недель меня держали в заключении, прежде чем мне удалось убежать. Под пыткой…

— Пыткой? — резко переспросила Элис. Он поднял подбородок и заставил себя встретиться с ее потрясенным взглядом.

— Конечно, — сказал он с самообладанием, которого вовсе не чувствовал. — Каждому агенту известно, что пытка и смертная казнь — это самое вероятное, что тебя ждет, если попадешься.

Бледная и потрясенная, Элис посмотрела на наполовину законченный рисунок.

— Этот человек пытал вас?

— Он отлично делал свою работу. Я не выдержал, Элис. — Он медленно покачал головой. — В конце концов я назвал имя одного из моих коллег, Патрика Келли. Это был прекрасный человек, мой наставник. Я просто больше не мог терпеть. Я даже не сознавал, что говорю. Когда я пришел в себя, было слишком поздно. Барду уже исчез. Он выследил Келли и убил его, основываясь на сведениях, полученных от меня. — Люсьен стиснул кулаки и содрогнулся. — Я проявил слабость. Я так же ответствен за смерть моего друга, как если бы своими руками перерезал ему горло. Вот почему я, и только я, должен уничтожить Барду.

— Ах, Люсьен, — прошептала Элис.

— Раньше я не мог вам рассказать. Я не хотел, чтобы вы подумали, будто я боюсь, — чуть слышно проговорил он.

Она отложила уголек и протянула к нему руки.

— Идите ко мне.

Люсьен пересек комнату, ноги у него подкашивались, и опустился на колени у ее стула. Он тревожно смотрел в ее глаза, пытаясь прочесть в них ее реакцию, отчаянно стремясь понять, может ли она все еще уважать его после такой слабости, после того, что он так ужасно предал своего друга.

Глаза ее наполнились слезами. Элис покачала головой и обняла его. Она погладила его по волосам, поцеловала лицо, поразив Люсьена своей нежностью.

Глаза его жгло, когда он положил голову ей на колени. Элис склонилась к нему, ласково обнимая. Люсьен не поднимал головы, он зарылся лицом в ее длинные золотистые волосы, окутавшие его.

— Все хорошо, — прошептала она, гладя его по спине. — Расскажите мне, что произошло.

Он заставил себя продолжать:

— Я никому не рассказывал об этом. Даже Деймиену, даже Кэслри. Барду руководил операцией. Меня схватили в Париже, заманили в проулок, использовав в качестве приманки молодую девушку. Я услышал ее крики. Решил, что на кого-то напали. Когда я бросился в проулок, чтобы помочь, меня ударили по голове и завязали глаза. Потом бросили в карету и повезли. Я не знаю, где именно это произошло.

Он замолчал, собираясь с силами, чтобы рассказать ей всю отвратительную правду, самообладание изменяло ему.

— В течение следующих пяти недель я просидел взаперти в холодном темном сыром подвале; пищи и воды мне давали ровно столько, чтобы я не умер. Жажда была чудовищная. Меня били. Морили голодом. Поскольку я не хотел говорить, меня положили на спину и вырвали два зуба. Они грозили изнасиловать и кастрировать меня, грозили всем, чем угодно. Они хотели, чтобы я стал предателем, но я не сдавался. — Люсьен прерывисто вздохнул, Элис терзалась, видя его мучения. — Наверное, мало-помалу я начал терять рассудок, — с трудом проговорил он, — я не помню того, что происходило дальше. Я очутился в монастыре у самой границы с Испанией, где мне оказали врачебную помощь. Там находились несколько партизан под началом священника по имени Гарсиа. Они использовали монастырь как свой штаб. После завоевания Испании маврами монастырь был хорошо укреплен. Гарсиа и его люди отвезли меня в штаб-квартиру Веллингтона.

— Как же вам удалось убежать от ваших тюремщиков?

— Я в конце концов убил одного из них, когда он пришел проведать меня. Я отнял у него оружие и силой проложил себе путь. Я убил их всех, — угрюмо сказал Люсьен, — за исключением Барду. Он уже отправился выслеживать Патрика Келли.

Они долго молчали.

— Ах, Элис, — проговорил Люсьен в каком-то духовном изнеможении, — с двадцати шести лет я отдавал этой воине все, что мог отдать, даже то, чего не отдал бы Деймиен, — мое доброе имя. Я знал, во что ввязался, но все думают, что я подлец, а это невыносимо.

Элис молча, с сочувствием коснулась его лица. Он прижался щекой к ее ладони, но не мог заставить себя посмотреть ей в глаза.

Внезапно, без предупреждения, торопливо с губ его сорвались новые слова, но на этот раз красноречие его оставило.

— Я никогда не хотел идти на войну! Я должен был стать врачом. Я хотел использовать свой Божий дар, чтобы исцелять людей, а не убивать их, но сильнее всего я был предан своему брату. Я отказался от будущего ради него. Я погубил себя ради него, потому что он был моим единственным истинным другом, а теперь он знать меня не желает. И я не вынесу, если он отберет вас у меня. Вы не понимаете, как я одинок! Если вы меня не любите… — Он резко оборвал себя и опустил голову, охваченный отвращением к себе. Люсьен почувствовал, что погибает, окончательно погибает, потому что больше не мог не заглядывать в свою потрясенную душу и не обращать внимания на то, что там происходит.

Он отчаянно пытался вернуть себе свое макиа-веллиевское самообладание, но нигде не находил его. Если Элис надумает выйти за Деймиена, так тому и быть. Он боролся с собой, балансируя на краю отчаяния. «Не смей плакать у нее на глазах. Не смей плакать на глазах у Элис. Ради Бога, не будь ты проклятой тряпкой!»

Но когда она ласковым жестом подняла его голову за подбородок, его глаза были полны мучительных слез.

— Прошу прощения, — сказал он, встрепенувшись. — Прошу прощения за слабость, прошу прощения за то, что проиграл. Прошу прощения за то, что не настолько хорош, чтобы…

— Не нужно, не смейте так говорить, — остановила она его, на глаза ее тоже навернулись слезы. Элис отчаянно затрясла головой. — Это неправда — все, от начала до конца.

Люсьен умоляюще смотрел на нее.

— Я знаю, что он был здесь сегодня. Я знаю, что он просил вашей руки. Что вы ответили, Элис? Пожалуйста, скажите!

— А как вы думаете? — с мягким упреком спросила она.

Люсьен покачал головой:

— Понятия не имею.

— Люсьен, — она обхватила пальцами его дрожащие руки, лежавшие у нее на коленях, — ваш брат — хороший человек, но это не вы. Я отказала ему. Я никогда не полюблю никого, кроме вас, так я ему и сказала.

— Вы так сказали? — задохнулся Люсьен, глядя на нее, ошеломленный девической искренностью ее синих глаз.

Она молча кивнула, и его охватила дрожь. Он осыпал поцелуями и омыл жаркими, жгучими слезами ее прекрасные руки.