— Зачем тебе столько джинсов?

— Родственничкам, туды их. Пусть подавятся. Знаешь, у жены их сколько? Смотри, эти даже с бирками. — Виктор показал на отдельную кучку абсолютно новых вещей. — Загоню на барахолке.

Барбара преподнесла мне большой продуктовый набор. В фабричной упаковке, под целлофаном, с яркими этикетками — шесть палок копченой колбасы и шесть больших кусков сыра. Недосягаемая мечта советского человека. Я начал было отказываться, но Барбара обиделась: «Это от нас с Майклом. Для жены и дочки».

Виктор подошел к Барбаре. Протянул ей аккуратно сложенные чеки из магазина. Попросил Лену объяснить:

— Барбара, это тебе от меня. Презент. Здесь все чеки за вчерашнюю еду и выпивку.

— Но зачем?

— Это элементарно. Ты можешь включить их в свои затраты. Сэкономишь на налогах.

Барбара помрачнела.

— Как я это объясню налоговой инспекции?

— Можно сказать, что в кафе была не просто вечеринка, а презентация для советской группы твоих новых керамических изделий… Все так просто. Мы уедем, и никто ничего не узнает.

Лицо Барбары пошло пятнами. Губы задрожали.

— Никогда. Слышите, Виктор! Никогда не предлагайте такое в Америке. Вы меня поняли?!

Барбара вышла из комнаты. Лена выскочила за ней. Виктор пожал плечами:

— Серж, я не понял. Это же элементарно.

Приехал лейтенант Боб на служебной машине. Вручил Шлейкину огромных размеров коробку. Она была перевязана лентой, украшена бантом. Сбоку надпись: «All is for work!»

— Это твоим коллегам — для работы, — сказал полицейский. — Пообещай, что отдашь это товарищам по службе.

Виктор поблагодарил. Дал слово, что откроет упаковку только в кабинете начальника ГАИ.

Мы ненадолго остались одни.

— Слушай, — говорю, — подарил бы им сувениры, что ли. Я свои все раздал. А у тебя полчемодана осталось.

— Еще не вечер, — упирался Виктор, — может, толкну в аэропорту. — Шлейкин открыл фибровый чемодан с ложками, матрешками, щепными птицами. — А хочешь, я тебе уступлю? Возьми оптом. С хорошей скидкой. Деньги отдашь на родине.

Нас вышел провожать весь поселок. Каждая семья привозила «своих» русских к большому автобусу. Рядом с колесами быстро росла гора узлов, сумок и чемоданов с подарками.

Перед самым отъездом к автобусу на своем джипе примчался биржевик Джон с приятелем. Товарищ остался в кабине.

— А вот и Джон, — сказал Майкл, — наш молодой бизнесмен.

Джон выскочил с большой пачкой свежих газет. Всем русским он сунул в руки по толстому экземпляру. Наши оторопели: «Он что, охренел?»

Джон не мог понять их легкой растерянности.

— Благодарите! И ни о чем не спрашивайте, — кричим мы с Виктором. — Улыбайтесь! Улыбайтесь! Это местный сумасшедший. Он покупал нам китайские газеты. Каждый день за семьдесят верст ездил. Святой человек. Его нельзя обижать. Улыбайтесь!

Все начали благодарить Джона за щедрый подарок. Делали это подчеркнуто громко и радостно. Кажется, Джон был счастлив.

— Вы хоть для вида загляните в газеты! — кричим. — А то человек обидится. Читаем! Все читаем!

Русские с жадностью набросились на иероглифы. Джон сел в машину. Сказал приятелю.

— Видишь, все они читают. Мой выигрыш.

Приятель достал деньги.

— Здесь тысяча. Невероятно. Неясно, почему они делают это?

— Я, кажется, начал понимать русских, — негромко отвечал Джон. Он улыбнулся нам через окно автомобиля. — За грубой внешностью и ужасными манерами кроются тонкие, чувствительные, деликатные натуры. Не хотят меня расстраивать. Какие нежные сердца. Поехали.

Джон помахал нам и включил зажигание. Мы махали ему газетами вслед.

Стали прощаться. Обнимая нас, Майкл и Барбара еле сдерживали слезы.

— Надо же, — расчувствовался и Виктор, — словно прикипел. Лен, переведи. Если бы Майкл жил в Советском Союзе, я бы ему сделал права. Бесплатно.

Лена отмахнулась.

— Ну тебя.

— Нет, ты переведи. Это очень важно.

— Что сказал Виктор?

— Если бы ты, Майкл, потерял водительские права в нашей стране, Виктор помог бы тебе их восстановить.

— Это очень, очень мило с твоей стороны, — поблагодарил Майкл.

Виктор отвернулся. Вытер слезу. Потом махнул рукой, кинулся в автобус и вытащил свой чемодан. Бросил на землю. Распахнул. Начал вынимать оттуда матрешки, птицы счастья, ложки, расписные доски.

— Дарю! Всем дарю! — Виктор лихорадочно раздавал сувениры всем желающим.

— Забыл! — переводила Лена. — Он совсем забыл о подарках для всех вас.

На прощание мы еще раз обнялись с Майклом и Барбарой.

— Виктор, вы запомнили, что я вам сказала?

— Конечно, Барбара.

Сели в автобус. Провожающие долго махали нам вслед. Точь-в-точь, как в каком-нибудь Долгощелье, когда перед закрытием навигации последний рейсовый теплоход уходит в Белое море. На причале стоят местные жители. И машут родственникам, машут. Пока корабль не растворится в серой туманной дымке.

Виктор едва сдерживал слезы: «Американы, американы. Оказывается, нормальные люди».

Он еще раз оглянулся назад. Через стекло провожающих уже не было видно. Только одинокий пес изо всех сил пытался догнать автобус.

— О черт, это же Виски! Стоп! Драйвер, стоп бас!

Заскрипели тормоза. Виктор стал пробираться к выходу.

— Виски, я же совсем забыл.

Виктор выскочил из автобуса и бросился навстречу собаке. На ходу он снимал с себя ошейник.

— Прости, друг. — Виктор надел ошейник на Виски. Проверил крепление. — Извини русского полицейского.

Виски не обижался. Он скулил и махал коротким хвостом. На прощание они крепко обнялись и расцеловались.

Взлетно-посадочные полосы аэропорта имени Кеннеди напоминают леток огромного улья. То и дело садятся и взлетают пчелы-самолеты с новыми взятками. Гул не прекращается ни на минуту.

Нам осталось совсем немного. Пройти регистрацию, погрузиться в самолет и улететь. Перед посадкой случилась небольшая заминка. Советские пассажиры отказалась сдавать чемоданы. Представитель Аэрофлота несколько раз подходил к соотечественникам и уговаривал:

— Отдайте вы свое барахло. Не позорьте страну. Сдайте вещи в багаж. Ну куда вы прете с вашими манатками?

Группы туристов и командировочных из разных городов СССР стояли насмерть.

— Мало ли чего, — за всех отвечал Виктор. — Нам не тяжело. И не уговаривайте. Не сдадим.