Я выругался и накрыл ладонью повязку, почувствовал, что шея покрылась испариной.

Блять. Я в великолепной форме для незапланированной встречи.

— Пропусти его. Вот сукин сын, а, — сцепив зубы и пытаясь переждать вспышку боли, я слышал, как Иваныч передает по рации, чтобы машину моего бесценного гостя встретили у ворот.

Убрав рацию, он посмотрел на меня странным, нечитаемым взглядом. Мне же хотелось завыть, но вместо этого пришлось махнуть рукой в сторону шкафа.

— Достань шмотки…

Пока надевал штаны, на свежих бинтах проступила кровь. Рана болела при каждом движении сильнее, чем в момент, когда Зверь пырнул меня ножом. Чувство было такое, словно внутри что-то вот-вот лопнет.

— Кирилл Олегович… — заговорил он, наблюдая за моими попытками натянуть через голову свитер.

— Молчи, — прохрипел я, распрямившись.

Когда я смог, наконец, надеть свитер, то чувствовал себя так, словно отпахал весь день на заводе у станка. Меня мутило. Слегка кружилась голова. По шее стекали капли пота. Я весь взмок. Кажется, разошлись края раны — повязка все сильнее и сильнее пропитывалась кровью после каждого моего движения.

Приложив к бинтам руку и шатаясь при каждом шаге, словно пьяный, я доковылял до двери, возле которой в напряжении замер мой начальник охраны.

— Нам следует к чему-либо готовиться? — спросил он, когда мы поравнялись.

— Хер его знает. Не думаю, что прямо сейчас, — я говорил с долгими паузами, пытаясь отдышаться.

Может, прав был доктор? Я не молодею. Организм справляется со всем уже не так, как пять лет назад. Или дело в том, что нехер вставать с постели спустя пару дней после того, как тебе заштопали дырку в боку?

Медленно и унизительно я преодолел расстояние между моей спальней до кабинета. Не так много шагов, но под конец я уже был готов орать.

— Вызови Макса, — сквозь зубы бросил я Иванычу через плечо. — Похоже, нужно будет перезашить.

— Конечно.

Эфэсбешник встретил меня в кабинете, по-хозяйски усевшись в кресло. На столе перед ним стоял поднос с кофе и каким-то печеньем. В пепельнице дымилась недокуренная сигарета. Я хмыкнул. Приятно, что он чувствовал себя как дома.

— Неважно выглядите, Кирилл, — сказал мне Елисеев, поднявшись на ноги, когда я вошел. — Даже лицом позеленели.

Я ощерился. Смешно ему, мудаку.

— Желаю вам поправиться как можно быстрее, — сказал он, когда мы обменялись рукопожатиями.

Сукин сын. Я бы поправился гораздо быстрее, если ты сегодня не заявился прямо ко мне домой. Я посмотрел на низкий диван и на стоявшее напротив Елисеева свободное кресло. Если я сяду, то без чужой помощи уже не встану. Пришлось слегка прислониться к подлокотнику. Ноги омерзительно дрожали. Я ненавидел быть слабым. Я ненавидел слабость у других, но свою собственному — сильнее всего.

— Кирилл Олегович, давайте сразу к делу. Вижу, вам тяжело. Не хочу утомлять вас еще сильнее, — поправив запонки на рукавах идеально отглаженной рубашки, эфэсбешник посмотрел на меня с притворным сочувствием.

Больше всего мне хотелось съездить ему по холеной, довольной роже. Но я сдержался. Не в первый и не в последний раз.

— К делу так к делу, — хриплым голосом сказал я и покосился на валявшуюся на столе пачку сигарет.

Доктор, Макс, запретил мне курить. И пить. Но он и вставать с постели мне тоже запретил...

— А дело вот в чем, — он соединил пальцы на руках в треугольник и поднес указательные к подбородку, всем своим видом выражая глубокую задумчивость. — Вы должны хорошо помнить нашу с вами договоренность.

— Какую из? — хмыкнул я.

— Договоренность насчет завода, — Елисеев наградил меня прохладным взглядом, не оценив издевку. — Что это чистый бизнес и чистый актив. Никакого криминала. Ничего порочного рядом с заводом и быть не должно. Это важно.

— И? — я повел бровями и не без удовольствия заметил, как по лицу эфэсбешника пробежала едва уловимая гримаса. Не он один умел бесить до дрожи и выводить на эмоции.

— И в последние несколько недель вокруг вас было слишком много ненужного шума. Нам это не нравится.

Я с минуту раздумывал, не спросить ли у него, кто такие эти загадочные «мы». Будь я в лучше форме, непременно спросил. Но сейчас каждое слово, не говоря уже про жесты и шаги, давалось мне с трудом. И с болью. Поэтому не в моих интересах было затягивать этот разговор и растрачивать время на пустые препирательства. Поэтому я ограничился одним коротким.

— Так?

— Похищение вашего сына. Попытка вашего убийства. Смерть вашего партнера, — едва заметная усмешка. — Уголовное дело против Виноградовой Марии, в котором вы замешаны. А теперь еще и таинственное исчезновение члена вашей группировки, которое невероятным образом совпало с вашим нынешнем состоянием здоровья, — кивок в мою сторону. — Когда нам ждать его труп?

— Не переживайте, — ласковым голосом заверил я его. — Трупа не будет.

— Довольно паясничать, Кирилл Олегович, — с недовольством сказал Елисеев. В его голосе слышалось недовольство.

Так кто первым начал? Разве я?

— Я предельно серьезен. Трупа не будет.

Эфэсбешник громко цокнул языком и потянулся за второй сигаретой. Я медленно выдохнул воздух через нос.

— Короче говоря, — когда он снова заговорил, его тон был по-деловому сух и беспристрастен. Ни следа прежней насмешливости и издевки. — Вы нам нужны чистым. Весь шум вокруг вас бросает тень на завод. Это неприемлемо. У нас большие планы на завод и на вас, и в них нет места уголовным делам или убийствам.

— Понятно. Не помню, правда, чтобы мы обсуждали такие формулировки, когда договаривались насчет завода.

— Мы обсудили их только что. Я вам все изложил, — жестко отозвался Елисеев и откинулся спиной на кресло.

Он сжал ладонями подлокотники, и я усмехнулся. Нервничает, сукин сын. Вот и правильно. Думает, может просто так заявляться ко мне в дом и с такой наглой рожей диктовать мне условия?.. Он — точно не может. Он всего лишь мой куратор. Сделку по заводу я заключал с другими людьми.

— Что вам нужно? Конкретно?

— Чтобы вокруг вас было чисто. Не получится у вас — сделаем мы.

— Это что, угроза? — я прищурился.

— Дружеский совет, — ответил он без улыбки. Дружбой в его холодной голосе и не пахло. — Зачем ваш адвокат влез в уголовное дело против Виноградовой?

— Ну,