Пока стратегическая инициатива оставалась на стороне Белой Армии, Деникин поспешил добить остатки красных отрядов в пробольшевистских черноморских отделах Кубани, сбросить разгромленную Таманскую армию в Понт Эвксинский и взять Новороссийск — не просто крупный порт, но и военно-морскую базу Черноморского флота. Положение было крайне выгодное для наступавших, раздробленные силы Сорокина без единого командования отступали на юг.

О деморализации красных 5 сентября 1918 года писала их же газета «Окопная правда»: «В нашей армии нет дисциплины, организованности… ее разъедают примазавшиеся преступные элементы, которым чужды интересы революции… Приходится констатировать недоверие как бойцов к командному составу, так и командного состава к главкому (Сорокину), что ведет в конце к полному развалу всей революционной армии…»

Подытожил причины летних поражений съезд фронтовых делегатов, прошедший в сентябре в Пятигорске: неподчинение войсковых частей высшему командному составу «благодаря преступности отдельных лиц командного состава и недисциплинированности бойцов», трусости и паническому настроению «многих»; «грабежи, насилия, реквизиции», а также «целый ряд насилий над мирным населением»; «обессиление армии беженским движением, вносящим панику при первом же выстреле»…

В частях росло недовольство Сорокиным, которому припомнили его «союзнические» отношения с Автономовым и намерение «идти на немцев». К бывшему хорунжему приставили двух политкомиссаров для контроля за его благонадежностью, что не могло не нервировать его самого, заставляя принимать меры противодействия политическому руководству. В рядах большевиков назревал новый раскол.

Таманскую армию гнали к морю казаки 1-й Кубанской дивизии генерала Владимира Покровского и 1-го Кубанского полка полковника Андрея Колосовского. Красные огрызались, но безудержно откатывались к Новороссийску, имея подавляющее численное превосходство перед наступавшими — 30 тысяч дезорганизованных штыков против нескольких тысяч победных сабель — обычная статистика Гражданской.

Возможно, большой трагедии красным удалось бы избежать, не допусти в свое время они отчаянную глупость потопления Черноморского флота, обстоятельства которого до сих пор невыяснены.

В любом случае, когда Таманская армия вышла к Новороссийску в надежде найти средства для переправы, они уже покоились на дне бухты. 30 тысяч штыков (и с ними 25 тысяч беженцев) оказались в отчаянном положении. Приблизительно в том же окажется Добровольческая армия здесь же лишь спустя полтора года. Впереди море — сзади штыки наседающего противника.

Но в этот раз командарм, упрямый 28-летний матрос с обычного торгового парохода «Патагония» Иван Матвеев в отчаяние не впал и повел массу своих войск вдоль берега Черного моря на Туапсе, пытаясь пробиться на соединение с северо-кавказской группировкой Сорокина. Благо, перед ним маячили не белые части, а подразделения армии независимой Грузии, под шумок оккупировавшие будущие здравницы и уже считавшие Черноморское побережье Кавказа своим. В авангард Матвеев поставил своего ровесника штабс-капитана Епифана Ковтюха, в арьергард стал сам. Неся огромные потери в боях на два фронта, многотысячная масса, выбора у которой уже не было, в начале сентября выплеснулась в Туапсе, попутно разгромив у Архипо-Осиповки не ожидавшую такого напора грузинскую пехотную дивизию. Затем повернула на северо-восток и ушла через Главный Кавказский хребет в горы, теряя обозы, беженцев и артиллерию. Под Хадыженской и Пшехской отбились от шедшего по пятам Покровского и выскочили на Белореченскую. Через несколько дней под Дондуковской обескровленная Таманская армия (в руки белых попал не только обоз, но и 2 тысячи уведенных красными кубанских казаков) соединилась с войсками Сорокина.

По существу сохранивший боеспособную армию Матвеев совершил настоящий подвиг, за который полагается адекватная награда. Он ее получил — Сорокин приказал расстрелять героического матроса-командарма за неподчинение его приказам. А чуть позже и враждовавший с ним весь ЦИК Северо-Кавказской советской республики, арестованный в пятигорской гостинице «Бристоль» (председателя Абрама Рубина, секретаря крайкома Моисея Шнейдермана (В. Крайнего), главу фронтового ЧК Бориса Рожанского, уполномоченного ЦИК по продовольствию Семена Дунаевского (бывший комиссар финансов Донской республики) и др.). ЦИК пытался гнуть линию на подчинение «партизан» партийным властям, Сорокин — линию на главенство военных над любыми властями в период боевых действий. Фактически есаул Сорокин сделал то, что не успел совершить хорунжий Автомонов, вовремя задвинутый партией подальше от неподконтрольных масс партизанщины.

Однако через 9 дней уже самого главкома задержал специально посланный для ареста полк из обиженной им Таманской армии, а 19 октября командир 3-го полка Иван Высленко попросту пристрелил его в тюремном дворике. Без всякого суда и следствия. Интересно, что до этого, когда популярного главкома боялись пальцем тронуть, член Терского областного совета от партии меньшевиков Сергей Киров (вступил в РКП (б) лишь в 1919 году) предложил более радикальный способ — просто взорвать поезд Сорокина.

Не стоит вслед за многими исследователями считать эсера Сорокина чистым авантюристом и классическим отморозком Гражданской войны. Есаул из фельдшеров был достаточно грамотным и популярным в войсках военачальником. Он умело играл на противоречиях между казаками и иногородними на Кубани, формируя целые бригады из жаждущих получить казачью землю мужиков, которые сами гнали в атаку упиравшихся своих командиров (как это было в 1-й Лабинской бригаде). После разгрома под Екатеринодаром Северо-Кавказская армия Сорокина постепенно приходила в себя, о чем свидетельствовало нарастание ожесточения боев. Заметим, Сорокин набрал в свою армию не инопланетян, а тех самых опустившихся дезертиров, которые годом ранее стреляли в спину генералам, рвали погоны с офицеров, братались с немцами, жгли помещичьи усадьбы с воплями «мир хижинам, война дворцам», разбойничали в тылу, наводили ужас на железнодорожных станциях. Тогда казалось, что нет силы, которая заставила бы эту митингующую орду взять в руки оружие и идти вновь на фронт. Ан, нет, нашлась. Ибо большевики — это вам не либеральствующие «временные». Им нечего было оглядываться на «свободную прессу», общественное мнение, парламентариев, судей и адвокатов. У большевиков был разговор короткий — или мобилизация, или пуля в лоб тут же, на собственном подворье. По фронтам же раскатывал персональный бронепоезд наркомвоенмора Льва Троцкого, который вообще долго не разбирался в причинах отступления. Просто проводил перед строем показательную децимацию, расстреливая каждого десятого из бегунов. Без всякого суда и следствия — на войне, как на войне.

У таких попробуй не отмобилизуйся. Вот и пошли безропотно бывшие крикуны и мародеры под большевистское ружье с «Интернационалом» на устах, как миленькие. От того и армии у красных были не чета «добровольным» белым — исчислялись десятками тысяч. Моральный дух нулевой, зато на слабонервных числом можно страху нагнать.

Сам Деникин с сожалением констатировал, что в сентябре красные не ослабли, а, наоборот, усилились за счет мощного притока иногородних Кубани и Терека, формирования и вооружения горских частей, которые рады были резать опостылевших им казаков.