То он начисто отрицал правила грамматики и правописания; вот и сегодня первый вариант рапорта походил на работу китайского студента-первокурсника, только-только поступившего в университет. Текст, несомненно, заинтересовал бы сатириков, но отгулы за него никто не даст. Затем Юрка забыл собственное отчество и отчего-то сделался не Ивановичем, а Игоревичем, наверняка заставив покойного родителя хорошенько поворочаться в гробу с боку на бок. Минут десять после обнаружения этой ошибки Сахалтуев перебирал в памяти всех знакомых Игорей подходящего возраста, ничего толкового не вспомнил, скомкал рапорт и принялся за новый, высунув от усердия язык.

На сей раз подвела старательность — первые три или четыре предложения он повторил по второму кругу. Не стали исключением и следующие варианты, и вот наконец к третьему часу ночи капитану удалось написать девятую, самую удачную редакцию рапорта. Он довольно допил кофе и собрался было спрятать бумагу в папку, но природная недоверчивость заставила все-таки перечитать текст еще раз. К тому же Сахалтуев вспомнил старый филологический анекдот: решили как-то издать безупречную энциклопедию, редактировали три раза, держали одиннадцать корректур; наконец напечатали и издали. На титульном листе значилось: «Энциклопудия».

Пробежав глазами свой эпистолярный шедевр, Юрка издал крик, похожий на брачный призыв гамадрила, застукавшего свою гамадрилиху в объятиях соперника-орангутанга. В правом верхнем углу листа самым аккуратным его почерком было выведено:

«Полковнику Бутузу Даниле Константинополевичу».

Тем утром ни Аркадий Аполлинариевич, ни Геночка так и не смогли прорваться на кухню, чтобы поучаствовать в разговоре за чашечкой кофе. Капа и Липа, заметив печальные тени, возникавшие периодически на пороге, строго на них шикали, совали печеньице или конфету из вазочки и безжалостно выпроваживали, не обращая внимания на протестующее и обиженное бормотание.

Татьяна вышла к тетушкам на диво похорошевшая, в утреннем голубом пеньюаре. Подошла, поцеловала обеих:

— Доброе утро, тетя Капа. Доброе утро, тетя Липа.

Старушки захлопотали, наливая ей крохотную чашечку ароматного горячего напитка, подставляя коробку с шоколадными трюфелями, серебряный кувшинчик, полный свежих сливок, тарелочку с крохотными печеньицами «Шлоссербубен».

— Спасибо, — сказала Тото. — Как спалось?

— Великолепно, — ответила Капа. — Такие яркие сны смотрела.

— И пробуждение было не менее любопытным, — не утерпела Липа. — Таточка, я вынуждена констатировать, что лошади, экипажи и машины имеют один и тот же недостаток. Их совершенно невозможно спрятать в наших лысоватых зарослях. Особенно от любопытных тетушек.

— А любопытные тетушки не хотят притвориться, что ничего не видели? — беззлобно подтрунила Татьяна.

— И хотели бы, — смущенно призналась Олимпиада Болеславовна, — но силенок не хватает. Любопытство сильнее нас.

— Кошмарня. То есть исповеди мне не избежать?

— Нам очень стыдно, что мы такие неделикатные, — подтвердила Капа, — но рассказывай скорее, как все это было? Он отважился на признание? Что ты ему ответила?

В этот момент — такой неподходящий — в дверь кто-то позвонил. Геночка бросился открывать, затем так же быстро протопотал назад.

— Там опять посыльный, — запыхавшись, доложил он. — Без тортика. С клумбой. — И развел короткие ручки, показывая размеры упомянутой клумбы.

— С чем, с чем? — строго переспросила Капа.

Геночка надулся:

— Там такая охапка цветов, что на это просто нельзя спокойно смотреть. Но поскольку в прошлый раз вы, Капитолина Болеславовна, не взяли тортик и ругали меня за то, что я хотел его взять, то теперь я сказал, что не знаю, живет ли тут такая Зглиницкая. Идите и разбирайтесь сами.

— Ну совершенно же ясно, что всякий приличный мужчина… — начала было Липа, но осеклась. — Сейчас, сейчас, разберусь.

Они с сестрой отправились ко входу и вскоре вернулись, с трудом волоча огромную корзину с орхидеями. Из корзинки торчал уголок визитки Андрея. На обратной стороне значилось: «Самой прекрасной женщине на свете».

Впервые в жизни Трояновский понял смысл удивительно красивого японского обычая, согласно которому мужчина, проведший ночь с женщиной, посылает ей в благодарность ветку сакуры либо цветы и стихи. Сознавая скромность своего поэтического дарования, на стихи он не решился, но зато компенсировал их отсутствие размером букета. И еще неизвестно, кто получил больше удовольствия — даритель или его адресат.

— Ну, говори же скорее, ты счастлива? — нетерпеливо пританцовывая на месте, спросила Капитолина Болеславовна.

— Да, тетя Капа. Невыразимо счастлива. Но, прошу занести в протокол, никаких иллюзий.

— Ну как это так — без иллюзий? — ужаснулась Липа. — Таточка, так и с ума сойти недолго. Иллюзии — вот за что мы ценим влюбленность.

— Ах, тетя Липа, — и Тото обняла старушенцию, — мне бы вашу способность безоглядно влюбляться и верить. Просто я уже давно старая, а вы все никак не выкарабкаетесь из юношеского возраста.

— Да, я такая, — не стала отрицать та.

— Он тебя разочаровал? — осторожно спросила Капа.

— Напротив — очаровал, — вздохнула Татьяна. — У меня такое ощущение, будто я впервые в жизни влюбилась и впервые провела ночь с мужчиной. Я на седьмом небе от счастья… Но ведь и разочаровать он меня может сильнее, нежели кто-то другой…

И дамы вернулись к столу, чтобы насладиться утренним кофе. Но в дверях снова возник Геночка, на сей раз более всего напоминавший Джона Гилгуда[6]в роли Гамлета. Трагическая фигура кренилась на правую сторону и ковыряла пальцем притолоку. Вы можете возразить, что наш персонаж существенно старше, но мы на это возразим вам, что в пьесе Шекспира есть ремарка — Гамлет тучен и немолод, просто режиссеры ее не любят и потому не принимают во внимание.

— Если мне нельзя присутствовать на ваших тайных заседаниях, — молвила трагическая тень, — то дайте хотя бы чашку чаю и пирожок. Нет, вон тот — побольше. И печенье.

— Геночка, — обратилась к нему Капа, наливая полную фаянсовую кружку с уточками, — откройте секрет. Чем вы так насмешили посыльного? Что вы ему сказали?

— Как вы учили, — важно отвечал драгоценный сосед. — Что-то убедительное. Что я не из этого района.

— О-ё-ё! — От полноты чувств Капитолина Болеславовна прибегла к современным выражениям, что с ней случалось крайне редко.

Когда Геночка вышел, Липа жестом призвала сестру к молчанию.

— Таточка, детка, любовь — тема неисчерпаемая. Ты только не подумай, что мы с Капой безразлично относимся к твоей личной жизни, но мы проявили и напечатали фотографии. И ничего особенного на них не обнаружили…