— Нет, нет, — попытался я остановить ее, указывая на кровать, но она покачала головой, не желая выпускать мой орган, который уже двигался в такт с ее ртом. Конечно, в прошлом я десятки раз проходил через это с другими. Джейн обхватывала член у самой головки, словно боялась, что я засуну его слишком глубоко, но Франсина лизала, покусывала, целовала его так, что возбуждался он весь, до самого основания, и я застонал, первый раз в жизни, первый раз в жизни застонал от несказанного удовольствия, а затем член мой запульсировал в ожидании самого сладостного, не меняя ритма, рукой она обхватила мою мошонку, кротко посмотрела мне в глаза и, давая выход переполнявшей меня энергии, я начал кончать, кончать, кончать и, наконец, обессиленный, опустился на пол рядом с ней и нежно обнял ее, а она — меня.

Я запомнил ту удовлетворенность, которой светились ее глаза. Она знала, что ранее я не испытывал доставленного ею наслаждения.

— Что есть во рту, чего недостает влагалищу? — прошептал я в ее ушко.

— Язык, — смеясь ответила она, и я помню, как мы слились в долгом поцелуе, столь долгом, будто он был последним, и так оно и было, пока мы не оторвались друг от друга, жадно ловя ртами воздух.

— Возбуждая тебя, я возбуждаюсь сама, — прошептала она мне.

— Я в это не верю.

— Вот доказательство, — она указала на свои груди. С твердыми, набухшими сосками. Я лизнул один. Она чуть повернулась, чтобы я проделал то же самое с другим.

Я помню, как она взялась за мою голову руками и наклонила ее вниз, к треугольнику когда-то белокурых волос, потом еще ниже, туда, ее губы медленно раскрылись, открывая розовизну, также жаждавшую прикосновения моего языка. И тут же ее бедра заелозили по полу в бешеном ритме. Внезапно она замерла, потянула меня на себя. Я и не заметил, что член мой снова налился кровью, но она заметила, обхватила его пальцами и направила туда, где только что был мой язык. Мы слились в неистовой гонке и мчались, пока она не выдохнула: «Вот, вот, вот», — и мы снова и снова кончали и целовались, целовались и кончали.

Мы, должно быть, задремали. А проснувшись, я напоминал выжатый лимон. Я поцеловал ее в кончик носа. Мы с трудом расплели наши конечности, потянулись, встали. Я едва не упал. Она, похоже, тоже. Мы вновь обнялись, чтобы поддержать друг друга.

Мы оделись. Я знаю, что мы одевались, но не помню этого. Я лишь помню, как мы оглядывали комнату мотеля, дабы убедиться, что взяли с собой все, включая и мой брифкейс. И только тут мы заметили, что посередине стоит застеленная двуспальная кровать, которой не дала нам воспользоваться сжигающая нас страсть.

Мы рассмеялись, как дети, и закрыли за собой дверь.

Отец позвонил мне на работу. Получилось так забавно. Он спросил, продолжаю ли я «видеться» с Томасси. По тону чувствовалось, что он имеет в виду личное общение. Разумеется, продолжаю, ответила я, поскольку дело еще не дошло до судебного разбирательства. Похоже, он уже сожалел о том, что направил меня к Томасси. Странный человек!

Я, несомненно, не собиралась обращать внимания на его намеки. Более того, мной руководило желание быть с Джорджем каждую свободную минуту. На следующий день после эпизода в «Холидей инн», мы встретились в перерыве на ленч на полпути между моей и его работой. И где оказалась точка, делящая расстояние между нашими конторами пополам? В той же «Холидей инн», с тем же портье, с той же процедурой осмотра номера, только на этот раз, когда мы скинули одежду, я повернулась к Джорджу спиной и показала пластыревую нашлепку чуть повыше правой ягодицы.

— Сегодня никаких ковров.

— Так прыгай в постель, — предложил Джордж, но я, опередив его, плюхнулась в большое кресло у окна, аккурат напротив зеркала во всю длину ведущей в ванную двери. Должна признать, выглядела я в кресле очень эффектно. Повертела правой рукой, словно в танце змеи, наблюдая за своим отражением. Потом левой.

— Нарцисс, — усмехнулся Джордж. — На какое время заказывать ленч? До или после?

— Вместо, — ответила я, и он бухнулся на колени перед креслом. Странно было наблюдать все это в зеркале, потом — странно-возбуждающе, а потом я забыла о зеркале.

Короче, мы и на этот раз не попали в постель. А потом заказали по паре сандвичей, поскольку от физических упражнений у нас разыгрался аппетит.

Вечером мы отправились в кино. Что показывали, я не помню, наверняка какой-то фильм, но мы не смотрели на экран, нам хватало друг друга. Ту ночь мы провели у Джорджа, и наши тела идеально подходили одно к другому. Наутро я чуть не лишилась водительского удостоверения, потому что гнала как бешеная, опаздывая на работу. И все-таки опоздала, но Икс не стал меня укорять, зато спросил: «Как вы настроены насчет ленча?»

— Приготовить вам ленч? — переспросила я.

— Нет, пойти со мной в ресторан.

— Вчера у меня был слишком долгий перерыв на ленч, так что сегодня я намеревалась поесть на рабочем месте.

— Босс тут я, — ответил Икс. — У меня к вам претензий нет.

За столом я думала о пикнике, который мы устроили с Джорджем вместо вчерашнего ленча, и, наверное, не уделяла должного вниманию Иксу, потому что он, не выдержав, спросил:

— Вы влюблены?

— Да.

— Кто этот счастливчик?

— Мужчина.

— Этим он отличается от юноши?

— Да.

Икс изобразил ревность, мне оставалось лишь надеяться, что только изобразил, а затем попросил заменить его в радиопередаче, поскольку у него на это время намечена другая встреча.

— Знаю я, что это за встреча. На нее вы можете и не ходить.

— Совершенно верно.

— Тогда в чем же дело?

— Логичный вопрос. Кроме меня, на передачу приглашен и Баттерболл. В принципе, я мог бы пойти. Тогда все поняли бы, что его воспринимают со всей серьезностью.

— А если приду я, станет ясно, что его ни во что не ставят. Я всего лишь женщина низкого ранга, которую нельзя считать за человека.

— В уме вам не откажешь. Появление вместо меня подчиненного, тем более женщины, будет воспринято его величеством как оскорбление. Это ли не прекрасно?

— Премного вам благодарна, — я даже не рассердилась.

Баттерболл, или его величество, как мы иногда называли его, был наследным принцем одной из новых западноафриканских стран с населением меньше, чем в Гарлеме. Но он рассматривал свое получившее гарвардское образование величество как рупор новой бюрократии, сбросившей колониальное наследие белых и теперь осваивающей метрическую систему и пишущие машинки.

— Тема — сжимающийся мир, — добавил Икс.

— Превосходно.

— У вас будет возможность позабавиться. Опять же, новые впечатления.

— Когда?