Стоп!.. Я отклонилась в сторону. Мне надо рассказывать об Алисе, а я все о себе да о себе. Но нельзя не согласиться, что и это событие имеет к ней прямое отношение. Как-никак это письмо побочный (и какой чудесный!) эффект той самой отвратительной истории, в какую угодила моя подруга.

И во время очередного свидания с Алисой, после того как я ее крепко обняла, я сразу же рассказала ей о письме и обещании моего обожаемого автора со мной увидеться. Алиса засияла.

– Может, все это имело свой смысл? – насмешливо произнесла она. – Может, все случилось для того, чтобы твоя мечта исполнилась?

– Не уверена, моя ласточка, что даже ты согласна ради моей мечты сидеть в тюрьме, – ответила я ей. – Лично я, и говорю это тебе с полной ответственностью, с удовольствием обошлась бы без своего счастья и продолжала бы мечтать.

Моя девочка выглядела плохо. Она побледнела, похудела, под глазами у нее были синяки, волосы собраны кое-как, спортивный костюм – мешок мешком. В общем, страшно смотреть. Но, как ни странно, чувствовала она себя очень даже бодро.

– Здесь у меня появилось время подумать. Я много читаю. Открываю сама себя.

– Что ты имеешь в виду?

– Я пересматриваю свою жизнь, и у меня нет другого выбора, кроме как посмотреть в лицо своим ошибкам и своим травмам. Раньше, как только я вспоминала что-то горькое, я старалась прогнать это воспоминание, занять себя чем-нибудь. Здесь я никуда не могу сбежать.

– Так. Я поняла. И это тебе на пользу?

– Знаешь, как ни странно, но плохая история может кончиться хорошо.

– Антуан?

Тут ее лицо снова осветилось улыбкой.

– Да, Антуан. Но не только из-за его отношения. Хорошо знать, что он есть на самом деле. Хорошо, что можно представлять себе будущее, и оно – не туман и не дым. Понимаешь?

Алиса сказала мне, что написала Антуану письмо.

– Ты же знаешь, раньше я никогда бы не решилась написать ему. А теперь не составило никакого труда. Показалось совершенно естественным.

– Он тебе ответил?

– Да. Написал замечательное письмо. То, что он говорит обо мне… меня волнует. Написал, что будет меня ждать. Хочет, чтобы мы узнали друг друга, обмениваясь письмами. Чтобы каждый из нас делился чем-то своим, как мы делились бы при встречах. Мне кажется, это очень хорошая идея… и она меня будоражит. У меня здесь начнется совсем другая жизнь.

– Отличная новость, котеночек! (Я просто обожала этого парня!)

– Конечно, вот только…

– Только что?

– Если я останусь здесь надолго? Ему не надоест? Он в самом деле меня дождется?

– Он же не юнец с ветром в голове! Он взрослый человек, знает, чего хочет, и он любит тебя. А потом, ты не останешься здесь надолго. Я уверена, что суд проявит к тебе милосердие.

Я сказала Алисе, что план, который мы привели в действие, приносит отличные результаты. И еще сообщила ей новости о месье Бодрю.

– Старикан в восторге. Недавно он давал интервью и сказал, что в некотором смысле считает себя твоим защитником.

– Ему самому ничего не грозит? – забеспокоилась Алиса, хотя я ее насмешила.

– Ничего. Он же дал тебе коллекционный экземпляр, совершенно безопасный. Он не мог предположить, как ты им воспользуешься. Но надо было видеть, как он позировал перед фотографами.

Алиса засмеялась.

– Здесь с тобой нормально обращаются?

– Да, не беспокойся.

– Как это мне не беспокоиться, когда о тюремной жизни я знаю только из «Побега»[48] и из «Оранжевый – хит сезона»[49].

– Надзирательницы со мной вежливы. Заключенные меня приняли.

– А каких-нибудь попыток… угрожающих? – спросила я. – Вечером или в душе? Ты же знаешь, что рассказывают про женщин, когда они долго находятся в заключении…

– Нет, ничего подобного нет, успокойся, – сказала мне Алиса с улыбкой. – Девочки относятся ко мне с уважением, кое-кто даже героиней считает. Смешно, да? После полной незаметности вдруг стать символом борьбы против всевластия СМИ и денег.

– Там, на воле, то же самое.

– Прости, что тебе тоже досталось. А ты так дорожишь тишиной и покоем.

– Не извиняйся. Я тебе больше скажу: мне понравилось. Так что, как видишь, я тоже в себе открываю что-то новенькое.

– И ты все еще носишь этот ужасный шарф?

Я театральным жестом взяла конец зелено-сине-розового шарфа со звездочками и закинула его за спину.

– Понимаешь, я обратила внимание, что многие из тех, кто хочет быть узнаваемым, находит для себя отличительный знак: необычную стрижку, шляпу, красный шарф… Это черта их стиля, или, если хочешь, опознавательный сигнал для прохожих на улице. Так вот, мне нравится, чтобы меня узнавали, останавливали, спрашивали, как у тебя дела, желали нам с тобой удачи. Говорю тебе, я изменилась.

Алиса снова рассмеялась и обняла меня. Ей точно стало лучше. Конечно, она не совсем оправилась от пережитого стресса, но я видела: она стала тверже, определеннее. Из всего этого безобразия понемногу рождалась новая Алиса.

А заодно с ней и новая Сандрина.

Тюремная администрация, утомленная вниманием общественности к делу Алисы, ответила согласием на наше прошение и никому не сообщила дату ее выхода на свободу.

Так что я стоял один перед воротами, через которые Алисе вот-вот предстояло пройти, – взволнованный, полный нетерпения и счастья. Я предлагал Сандрине поехать со мной, но она отказалась. Наша лучшая подруга сказала, что еще не все успела приготовить для небольшого праздника, на который вечером соберутся только самые близкие – Марианна приедет во второй половине дня, и еще придут те, кто будет защищать Алису на процессе.

Наш адвокат добился освобождения Алисы до суда, доказав, что для общества она не представляет никакой опасности, так что изолировать ее не имеет никакого смысла. Его аргументы в данном случае не имели решающего значения, главным было, конечно, давление публики. К тому же благодаря документам, которыми мы располагали, мы добились от руководства канала и дирекции студии официального извинения. А одно издательство купило у Алисы за весьма значительную сумму права на ее будущую книгу. Так что она сможет позволить себе искать работу только тогда, когда по-настоящему захочет. Да, Алиса пишет. Она призналась мне, что исписала уже не одну тетрадь, описывая то, что с ней случилось.