Ловить рыбу, жечь костер, разговаривать".

Он почувствовал, что давно уже испытывает огромную необходимость просто с кем-то поговорить по душам. И чтобы ничто и никто этому не мешали.

– Ой, Виктор Андреевич, там кто-то зашел. – Девушка услышала, как группа людей шумно ввалилась в приемную. – Давайте я бутылку спрячу.

Только Ольга успела убрать бутылку и рюмки в бар, как в кабинет без стука ввалились три знакомых фээсбэшника. На этот раз с ними был четвертый. Красивый мужчина, черноволосый, кареглазый, веселый, лукавый, властный. Такими были кавказцы в советском кино. Руслан Кантемиров.

– Так, свободна, – холодно указал Чернов на дверь секретарше.

Вот все думал – пронесет, все надеялся, да нет, даже просто уверен был, обойдет стороной его вокзал такая «честь». С какой стати Кантемирову париться в поезде – куда безопаснее самолет. Нет. Поезд ему зачем-то нужен.

Неприятно сжалось сердце. Уже в который раз за этот день, но сейчас почему-то особенно больно.

Ольга, бегло взглянув на шефа, тут же скрылась в приемной.

Чернов плотно прикрыл за ней дверь, еще раз выглянув в приемную. Помощники по знаку полковника зашли в комнату отдыха начальника вокзала, внимательно осмотрели ее, даже в шкафы заглянули. Кивнули Чернову, что все чисто.

Кантемиров уселся без приглашения в кресло у журнального столика и по-хозяйски огляделся вокруг.

– Значит, так, Виктор Андреевич. Вашему вокзалу выпала огромная честь.

Именно с него отправится в Чечню товарищ Кантемиров. Мы приступаем к последней, самой сложной и опасной, стадии нашей операции. Я думаю, что представлять нашего гостя вам не стоит. Вижу, что вы его узнали, – сказал Чернов.

Ларин молча кивнул. Сердце вдруг еще более тягостно заныло, ушло куда-то в сторону, в беспроглядность, в темноту и пустоту. И Ларин почему-то вспомнил не о матери, не о жене или дочери, даже не о самом себе, он вспомнил об Оксане.

«Что-то сегодня какой-то странный день. Что-то много всего необычного. Вы. не волнуйтесь, поезда идут по расписанию. Сейчас будет отправляться донецкий. С третьего пути. Занимайте места, прощайтесь, только будьте осторожнее, пожалуйста. Береженого Бог бережет».

Голос у Собиновой был грустным. И это словно добавило тоски в сердце Ларина, он даже забыл, что злится на Собинову.

Бифштекс по-татарски, будь он неладен! Может, подсыпали что? Нет, не может быть. Алика, женщина восточная, но не до такой же степени. В животе у Фаломеева протяжно заурчало. Он покосился на стеклянную дверь, за которой недавно скрылась Виолетта – Валентина. Какой-то ты мнительный стал, Фаломеев, подумал он про себя. Последние десять минут, пока прохаживался вдоль панорамного стекла экскурсионного офиса, сибиряк гнал от себя прочь разные мысли. Неужели у него, у Фаломеева, как у хренового бойца перед боем, кишки свело? Хотя как взглянуть.

Например, такое ни с кем из его знакомых не происходило никогда, да и произойти не могло. После принятия такого решения и в свете последних событий не то чтобы несварение желудка может приключиться, но и недержание мочи можно простить. Он вспомнил Гошу, проходчика из геологоразведки, любимой шуткой которого было громко выпустить газы в общественном месте, а потом самым наглым образом обратиться к любому незнакомцу, стоящему рядом, с укоризной, мол, что же вы, товарищ, так несдержанны, здесь все-таки как-никак люди, надо держать себя в рамках. Только раз побили. В остальных случаях конфуз неминуемо падал на незнакомца.

Но так или иначе, решение принято, и не в правилах Фаломеева его отменять.

А холодок неуверенности сибиряк постарался растопить, фантазируя на темы дальнейшей жизни. То он представлял себе бесконечную череду курортных картинок, но быстро сообразил – такого быть не может. То представил их в Нягани, в собственном коттедже. Она сидит, свернувшись по-кошачьи, в кресле и листает каталог итальянской мебели. Он такой где-то видел в киоске. Потом вспомнил, что до отдельных коттеджей еще далеко. Не все буровые мастера имели. Потом он перенесся в маленький городок средней полосы России, где не был уже лет восемь и где у него была мать и сестренка. Постой, писали, сестренка выучилась на училку. Выходит, не сестренка, а сестра. И парень наверняка есть. Значит, надо или свой дом ставить, или сестре помогать обзавестись хозяйством. Господи, как все сложно-то стало. Первый раз женился, никаких проблем. Она местная, он при деле. Какое хозяйство? Какие свиньи? Жили в балке. Романтика. Детей по причине той же романтики не завели. А тут? Фаломеев вспомнил про беременность Валентины. Ну что ж, пускай рожает. Он ему как родной будет. Потом еще сделаем.

Дело немудреное. В том, что будет мальчик, Фаломеев не сомневался ни секунды.

Значит, братья. Своего он тоже ожидал мужеского пола.

От таких размышлений сибиряк враз повзрослел. Он вообще рос на глазах, в собственных в том числе, за последние несколько часов понял о женщинах, может быть, больше, чем за всю прошлую жизнь. Обычно ошибочно считаем, что мы их понимаем, а спроси, толком не объясним, за что та или иная нравится. Но если хорошенько покопаться в мозгах, образ распадется на множество чудесных мгновений… Как она ест, курит, спит, ручкой делает вот так…

Словом, мелочи… Беда, когда через несколько лет окажется, что ест она с причмоком, заодно прочищая во время трапезы дупла. Курит неловко – кто-то сдуру сказал, будто она красиво курит.

Спит вообще безобразно, все норовит свои чресла на тебя закинуть. А ручкой «вот так» делает, потому что дура, сказать больше нечего, вот и делает.

Но Фаломеев был несказанно далек от таких мыслей и потому терпеливо ждал.

С Виолеттой же происходило следующее…

Оставив своего мужчину по ту сторону офиса, она кивнула секретарше и одновременно диспетчеру босса и решительно толкнула дверь кабинета. В первый момент смутилась, хотя на лице не дрогнул ни один мускул. В кабинете сидел отец ее ребенка. Вальяжный, хорошо выбритый, розовощекий – кровь с молоком. Вернее, коньяк с кровью. И как это раньше она не замечала свинскую сущность его облика.

Честное слово, комсомолец центрального аппарата ВЛКСМ. Шея свиная, розовая. И мочки ушей на просвет. И полтора года она была рядом с ним… Чудовищно. Когда после одной из ссор подруга посоветовала каждый вечер украдкой нюхать его носки – любовь как рукой снимет, пропадет и зависимость, – она пренебрегла. Зато теперь знает: не надо никаких носков, стоит только посмотреть на его уши против света.

– Виолетта, что происходит? Раньше ты никогда не пренебрегала кофе в моем обществе. Вот Вадим о тебе справлялся. Куда наша козырная дама делась?.. – пожурил ее шеф.

Вадим повернулся лицом к ней. Взгляд у него был добродушно-вопросительный.

Знает, все знает про босса, подумала Виолетта, эта сволочь наверняка похвалялся. Слава богу, про беременность не успела сказать. А почему нет?