Тошан выслушал подробный рассказ о встрече Лоры и Жослина. Закончила Эрмин несколькими фразами о том, как прошли последние одиннадцать дней.

— Мама терзается, потому что отец делает вид, что она ему совершенно безразлична, хотя я уверена, что он все так же влюблен в нее. А у меня теперь есть оба родителя, и это самое важное.

— Моей матери могло присниться, что свадьбы не будет, — вздохнул Тошан. — Она, наверное, увидела, что что-то нехорошее случится в тот день, иначе она бы не ушла. А жаль, было бы забавно посмотреть, как они с Лорой найдут общий язык!

— Может, она смогла бы нам сказать, кто похоронен в той могиле, если не папа. Это так и осталось тайной. Но нет, какая я глупая! Тала тоже считала, что это могила моего отца.

— Это неинтересно! — отрезал Тошан. — Давняя, забытая всеми история. Так что, кого ты мне подаришь, мальчика или девочку? Вот что меня интересует!

Радуясь его словам, Эрмин проказливо погладила свой живот. Если бы Мукки в это мгновение не проснулся, они снова начали бы целоваться. Эрмин взяла сына из колыбели и протянула Тошану.

Молодая чета долго играла с ребенком, умиляясь его лепету и похожему на звук колокольчика смеху. Однако около семи вечера Шарлотта постучала в дверь.

— Пора к столу! Мсье Жослин и Лора вас уже ждут! — звонким голоском сообщила она.

Собирались они в суматохе. Эрмин открыла занавеси и широко распахнула окно, чтобы проветрить комнату, потом занялась своей прической. Еще ей нужно было сменить одежку Мукки.

Тошан тоже постарался принарядиться. Он оставил волосы распущенными и надел куртку из оленьей кожи, украшенную бахромой, — подарок Талы к его двадцатилетию. Таким он предстал перед своим тестем. Жослин Шарден перед ужином решил, что постарается быть с зятем полюбезнее, однако встретил его презрительным взглядом. Он был возмущен внешним видом Тошана. Несколько секунд — и мужчины поняли, что их ждет в будущем. Они никогда не найдут общего языка. Ни один, ни другой не смогли бы объяснить почему, но оба были в этом совершенно уверены.

— Добрый вечер, мсье, — холодно поздоровался Тошан.

— Добрый вечер, Клеман, — ответил на приветствие Жослин. — Предупреждаю, я буду называть вас католическим именем.

Лицо молодого метиса окаменело. Он воспринял эти слова как объявление войны, и войны многолетней.

Валь-Жальбер, в тот же вечер

Над столом повисло неловкое молчание. Каждое появление Мирей, своими невинными замечаниями разряжавшей атмосферу, радовало сотрапезников. Стоило домоправительнице поставить на стол новое блюдо, как Лора натянуто принималась превозносить ее кулинарный талант, а Эрмин с наигранной радостью ей вторила.

Жослин раскрывал рот только для того, чтобы положить в него очередной кусок. Упорно глядя в свою тарелку, он боролся с волной гнева, которая взметнулась в нем при одном только виде Тошана и смела все его добрые намерения. Клеман Дельбо тоже не проронил ни слова.

«Я хотя бы попытался достойно выглядеть — надел белую рубашку, галстук, — а он нарядился индейцем, — думал Жослин. — Я встречал монтанье, они одеваются, как все нормальные люди. А этот парень колет мне глаза тем, что он метис!»

Сидевшая напротив Тошана Шарлотта чувствовала, что взрослые напряжены. Она не понимала причины и утешала себя мыслями о великолепном берете. Ее сокровище сохло на теплом летнем воздухе.

Никто не предпринимал попытки начать беседу. Глядя на мрачное выражение лица своего супруга, Лора сердилась на Тошана. Она пришла к тому же выводу, что и Жослин: их зять нарочно не стал собирать волосы и надел кожаную куртку.

«Мирей, наверное, на седьмом небе от счастья, — сердито подумала Лора. — Завтра она снова споет мне “Дикаря с севера”!»

Удивленная плохим настроением своего молодого мужа и в равной мере расстроенная подчеркнутой холодностью отца, Эрмин изо всех сил сдерживалась, чтобы не показать своего разочарования. Увидев, что дочь вот-вот заплачет, Лора потеряла терпение.

— Какой приятный вечер! — воскликнула она. — Давайте, по крайней мере, поговорим о дожде или о хорошей погоде! Остальные темы у нас табу, верно? Не будем вспоминать о несостоявшейся свадьбе и об ужасном недоразумении, заставившем нас с Жослином столько страдать. Известно ли вам, Тошан, — потому что я всегда буду называть вас так, уважая ваш выбор, — что мой супруг, здесь присутствующий, считал меня умершей и похороненной в десяти километрах от вашего дома, в то время как я сама хотела посетить его могилу этим летом… Такую историю трудно назвать банальной! Люди, услышав ее, были поражены.

— Эрмин мне все рассказала, — буркнул ее зять.

— И что вы об этом думаете? — спросила Лора. — Вы ведь выросли на берегу Перибонки. Кто-то из ваших соседей должен был внезапно исчезнуть в то время, когда появилась эта могила. Если бы только ваша мать согласилась приехать ко мне в гости, не важно, на свадьбу или просто так! Я была бы очень рада с ней познакомиться, принять в своем доме. И вместе мы могли бы найти ответы на все вопросы.

Жослин чуть не подавился куском мяса. Он закашлялся и отпил глоток вина.

— Я не виделся с матерью, — сказал Тошан. — Тала путешествует, и это само по себе странно. Но она — свободная женщина и вправе идти, куда хочет. Возможно, она решила совершить паломничество, кто знает?

— Но куда? — удивилась Эрмин. — Неужели Тала пешком отправилась в пустынь Святого Антония?

— Может, и так, — со вздохом ответил ее муж.

— Но зачем? — поинтересовалась Лора. — Хотя это доказывает, что Тала все так же исповедует христианство. Я помню ее. Ваш отец называл супругу Роланда. Очень красивая женщина с черными как смоль косами и запоминающимся лицом. Вы похожи на нее, Тошан.

Каждое слово усиливало замешательство Жослина. Он украдкой посмотрел на юношу, желая убедиться, что тот действительно похож на мать.

«Правда, он очень красивый парень, — пришлось ему признать. — И наверняка без труда влюбил в себя Эрмин. Но индеец не сделает ее счастливой. Надолго он тут не задержится, уж я постараюсь».

Хоть он старался этого не показывать, к дочери Жослин испытывал очень сильные чувства. Она казалась ему достойной любви, как никто другой, преданной и ранимой. Подобно многим отцам, он невольно идеализировал свое дитя. Часто он повторял себе, что не заслужил такой замечательной во всех отношениях дочери.

Лора не знала, что Жослин написал своей сестре Мари длинное письмо, в котором описал нынешнюю ситуацию и на все лады расхвалил достоинства Эрмин.

«…Хотя за время пребывания в Валь-Жальбере я еще ни разу не слышал, как она поет, я никогда не забуду небывалого волнения, охватившего меня, когда мое собственное дитя исполнило оперную арию там, в санатории. Моя дочь и твоя племянница, Мари! Она так хороша, у нее великолепные белокурые волосы! Но это не все ее достоинства: Эрмин — умная, образованная, и такой голос, как у нее, нечасто услышишь. Если Господь так щедро одарил девочку, значит, Он полагает ее достойной Его милостей…»